Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

— Мощный, должно быть, агрегат, — с уважением проговорил я, невольно понизив голос. Огромное молчаливое сооружение действовало на нервы — казалось, оно затаилось, подстерегая крошечных незваных пришельцев.

— Мясорубка с мотором, — мрачно пробормотал Герт, на цыпочках двигаясь вдоль стены к воротам. Один из парней, кажется, Нандор, споткнулся о выпавший из стены камень, и брякнул о землю канистрой. Обернувшись на звук, бывший дружинник сердито прошипел: — Шшш! Башку оторву, если всполошите раньше времени!..

— Да ладно, после пушечных выстрелов это уже неважно, — справедливости ради заметил я, взяв тяжелый машиненгевер наперевес и отведя назад тугой затвор. Осторожно пройдя вперед, я заглянул в давным-давно выломанные ворота, прищурившись, чтобы рассмотреть, что скрывает в себе полумрак, сгустившийся внутри цоколя мельничной башни.

— Здесь наш панцирный приятель и квартировался. Как и в прошлый раз — горы помета и огрызков… чего?..

Судорожно вцепившийся в мой рукав Герт не ответил, лишь тыкая пальцем назад. Крестьянские парни в ужасе вжались лопатками в стену, а Гейрскёгуль вскинула винтовку.

Испугаться было чего — буквально в нескольких ярдов позади из-за окружности башни появился массивный низкий силуэт. Деловито топоча многочисленными ножками, кормовая мокрица направлялась мимо нас к воротам.

— Не стрелять!.. — предостерег я. — Она безобидная.

— Откуда ты знаешь?!.. — выдохнул Герт. — Здорова же, со свинью…

— Так она вроде свиньи и есть. Слышал же, как Весна про них рассказывала? Эти мокрицы жрут всякую органику и нагуливают вес, на людей не нападают. Кстати, видишь, как все состригли — ни травы, ни кустов. Потом, подчиняясь какой-то программе или сигналу, как мы предположили, отправляются прямо в пасть к панцирным клопам. В тот раз они при нас пытались залезть в пасть к дохлому гаду.

— А куда же она сейчас потрусила?.. — проводив взглядом скрывшуюся внутри башни мокрицу, спросил Герт. — Гада-то мы прикончили.

— Так в том и интерес! Мы сейчас ищем матку, и к ней-то мокрица и может направляться. Стрелять не будем, а проследим!

Переглянувшись, мои спутники кивнули, хотя на лицах их все еще читалось опасение. Тем не менее, план выглядел вполне разумным — пусть мокрица приведет нас прямо к матке, поскольку искать ее самостоятельно в темном нутре огромной башни мне совсем не улыбалось.

Осторожно ступая, я поспешил за мокрицей, целеустремленно движущейся по загаженному полу. Морщась от резкой вони испражнений и стараясь не наступать на лепешки и хитиновую шелуху, мы крались вперед, настороженно осматриваясь. Посреди первого этажа высился кирпичный опорный столб, вдоль которого наверх шла железная лестница. В полутьме угадывались какие-то громадные зубчатые колеса, шкивы, шатуны и валы. Скупой свет проникал через узкий портал, проделанный в противоположной стене: туда уходили тросы канатной дороги, на которых покачивались небольшие подвесные металлические корзины. Видимо, при работе канатной дороги они проходили внутрь, двигаясь вокруг центрального столба, где на них укладывали мешки с мукой или, наоборот, принимали с них мешки с зерном. Ведущие на второй этаж транспортеры подавали мешки дальше. У стен еще сохранились обломки поддонов, но от мешков с мукой ничего не осталось. Судя по всему, именно здесь и обитал панцирный клоп, которого мы уничтожили.

Массивные опоры подпирали две площадки, на которых находились шестерни, приводимые спускающимся сверху центральным валом и бункеры для муки. Еще выше находился затянутый паутиной досчатый пол второго этажа, где, судя по всему, располагались жернова. К проделанному в нем широкому люку снизу вел крутой наклонный пандус, выложенный трехдюймовыми досками. Туда-то и устремилась мокрица.

Герт сунулся туда, но я поймал его за руку, указав на лестницу, ведущую вдоль центрального столба. Она выглядела темной и узкой, и мы могли подняться по ней потихоньку, оставаясь незамеченными.

Не дыша, мягко ступая по ржавым ступенькам — чтобы не гудели — мы поднялись так, что головы оказались вровень с полом второго этажа. Здесь пахло почти так же отвратительно, но, кажется, запах мертвечины — гниющего мяса — стал намного сильнее. Раньше, чем глаза привыкли к полутьме, рассеиваемой лишь светом из пары узеньких окошек, прорезанных под низким потолком, до ушей донесся странный звук. От сочного, мокрого чавканья и хлюпанья по спине пробежал холодок. Глаза высунувшегося рядом со мной Герта медленно округлились, чуть не вывалившись из орбит. За спиной кто-то гулко сглотнул.