Александр Аннин - Корректировщик

Ардашкина с расширившимися от ужаса глазами слушала трели, а Петр Игнатьевич недоуменно ждал, когда она соблаговолит подойти и снять трубку. Наконец Вера Ильинична, видимо, осознав всю нелепость ситуации, словно сомнамбула, двинулась в прихожую, а через считанные секунды выметнулась оттуда с бледным, искаженным лицом, кинулась к Ванникову:

– Это он! Это опять он звонил! – свистящим шепотом повторяла старуха.

– Да кто, кто он? – отдирал ее от себя перепуганный Петр Игнатьевич, хотя уже прекрасно понимал, кого имела в виду его собутыльница; и от этого понимания последние волосы неслышно вставали дыбом на голове бывшего следователя генпрокуратуры.

– Он! Он! Муж мой покойный! – страшным, загробным голосом провыла старуха, и Петр Игнатьевич, взвизгнув, вырвался от нее и стремглав сбежал по гнилым ступенькам крыльца ардашкинской дачи.

«Она сумасшедшая, – успокаивал себя Ванников. – Допилась до белой горячки. А может, еще и мания преследования наложилась».

Больше Петр Игнатьевич не подходил к калитке дачного участка зловещей вдовы.

А вот, напротив Ардашкиной – особняк Марата Хрипунова. Дом построен с намеком на готику, островерхая крыша увенчана кованым флюгером в виде рыцаря. Из стрельчатых окон гостиной льется мягкий свет.

Может, зайти? Да ну его. Этот расплывшийся не по годам толстосум, как ни странно, тоже казался Ванникову едва ли не безумным. Надо же, вздумал приревновать свою прелестную жену к Петру Игнатьевичу, ничем не примечательному старцу!

Елена Хрипунова, надо признать, нравилась бывшему следователю прокуратуры, она была единственным нормальным, живым существом среди этого «музея восковых фигур», паноптикума новых русских. «Луч света в сером царстве», – шутя назвал ее как-то Петр Игнатьевич. Не умел он делать комплименты красивым женщинам, что верно, то верно…

Белокурая Елена, как и Ванников, с болью переживала уничтожение сосен и елей, она вообще любила природу, деревья, птиц… Постоянно забегала к Петру Игнатьевичу с какими-то диковинными семенами и отростками, спрашивала совета насчет саженцев и кустов, наивно полагая, что раз Петр Игнатьевич – пожилой человек, то он просто обязан знать всякие народные премудрости насчет садоводства и огородничества. Наверное, в ее представлении все те, кому за пятьдесят, появились на свет в ту благословенную, доисторческую эпоху, когда каждый питался плодами рук своих, возделывал свой сад…

Ах, какая же это замечательная женщина! Чистый ребенок. Мужлан Хрипунов, не понимавший, каким редким сокровищем владеет, как-то грубо одернул Елену в присутствии Ванникова: «Делать тебе нечего, дорогуша, вот и возишься со своей смородиной да клубникой. Срамота! Перед людьми стыдно! Еще будут говорить, что Хрипунов – скряга, питается подножным кормом. Да я тебе тонну этих ягод на рынке куплю!»

Петр Игнатьевич с жалостью смотрел на Елену. Она как-то виновато потупилась, а потом не стерпела обиды и тихо заплакала. И Ванников еле сдержался, чтоб не обнять ее и не заплакать вместе…

Следователь-пенсионер немного постоял, глядя на окна коттеджа Хрипуновых, потом повернулся и медленно зашагал к дому.

А в это самое время начальник службы безопасности и, по сути, личный телохранитель Марата Хрипунова, бывший чекист Владимир Шаргин пребывал в непривычном для себя нервно-возбужденном состоянии. Неожиданное утреннее заявление босса, что ему срочно нужен авиабилет до Лондона – разумеется, бизнесс-класс – повергло Шаргина сначала в недоумение, а затем – чуть ли не в панику.

Во-первых, Хрипунов всегда извещал о подобных вояжах заранее: это был основательный, неторопливый бизнесмен, он не любил принимать быстрых решений. Во-вторых, Марат Петрович всегда брал с собой в поездку Шаргина – тот был незаменим не только как охранник, но и как «организатор жизни». Хоть на Мальдивах, хоть в Лос-Анджелесе бывший чекист, изъяснявшийся на многих языках, мог быстро подобрать оптимальный вариант в плане размещения в отеле, питания, развлечений.

Шаргин знал, и то, что Хрипунов давно не садился за руль, стал даже побаиваться автомобиля. И вдруг хозяин раздраженно, безо всяких объяснений, требует от своего ближайшего помощника, чтоб тот не задавал лишних вопросов, оставил его в покое – он, дескать, сам поедет в аэропорт, а «мерседес» бросит на платной стоянке.

Чудно! И не просто чудно, а подозрительно. Шаргин, обладавший незаурядным опытом и интуицией, чувствовал, что происходит нечто из ряда вон выходящее. И не только в судьбе Хрипунова, но и в судьбе всего его издательского комплекса. И, значит, в судьбе начальника службы безопасности – а это, собственно, и есть самое главное…