Александр Аннин - Корректировщик

Но Градов никогда не выказывал своих пристрастий или слабостей перед кем бы то ни было, и хотя считал Марата Петровича своим другом, ни разу не говорил ему, как много в его жизни значит хорошее оружие.

Психиатр хлестко пробил по шарам, и сразу два из них закатились в противоположные лузы.

– И послушай моего совета, – продолжал доктор. – Отдохни хотя бы пару недель в моем санатории. Подлечи психику. Денег я с тебя не возьму, а обслуживание, обещаю, будет на самом высоком уровне. В том числе, – Градов криво усмехнулся, – и со стороны моих юных массажисток. Кстати, недавно появились чистокровные японки, тайки, непалки…

Марат Петрович, вздохнув, уже в который раз глянул за окно, где сквозь ноябрьскую непогоду проступали очертания его собственного, не менее шикарного коттеджа. Владения Градова и Хрипунова своими фасадами выходили на параллельные улицы престижного поселка миллионеров, но «задами» примыкали друг к другу.

– Ну, в профессионализме твоих массажисток я уже имел удовольствие убедиться, – хмыкнул Марат Петрович, в свою очередь берясь за кий. – Японки, говоришь? Это что же, гейши, выходит? Заманчиво… Только, извини, как же это получится: отдай жену дяде, а сам иди к… тете? Я, значит, буду нежиться в твоем «виповском» санатории, а Елена в это время без помех станет наставлять мне рога? Очередные рога, между прочим.

Хрипунов взглянул на ветвистую оленью голову и нахмурился. Удар не получился, и шары бестолково заметались по зеленому полю. Книгоиздатель расстроился…

«Боже мой, а ведь Градов абсолютно прав, я нравственный мазохист!» – с горечью подумал Марат Петрович.

В его жизни, казалось, было все – деньги, увлекательная, азартная деятельность, творческая, политическая… Но не было какой-то изюминки. И выходило так, что в последние месяцы этой самой изюминкой стала изнурительная, сладострастная ревность в отношении собственной жены, красотки Елены… Развеять эти страдания, прекратить их – значило бы лишить себя чего-то очень существенного и даже – дорогого…

Вот уже полгода Марат Петрович Хрипунов терзал себя подозрениями, что его легкомысленная, порхающая по жизни женушка, эта «белокурая газель», путается с начальником службы его охраны Шаргиным. Но Шаргин когда-то был чекистом, и застукать благоверную с предполагаемым любовником Марату Петровичу никак не удавалось.

Доктор Градов уже не раз за последнее время предлагал Хрипунову попросту уволить соперника, но издатель мычал в ответ что-то невразумительное – в том смысле, что это было бы не по-мужски… «Ах не по-мужски? Ну так вызови его на дуэль! – издевался Градов. – У меня в коллекции есть пара дуэльных пистолетов Лепажа, готов дать их вам напрокат!»

Вот и сейчас, в бильярдной, Градов не удержался и, подмигнув Хрипунову, спросил с усмешкой:

– Ну так что? Не решил насчет дуэли? А то смотри… «Лепажа стволы роковые…», – продекламировал психиатр строчку из «Евгения Онегина».

Дебелый Хрипунов исподлобья взглянул на своего спортивного, поджарого друга. «Ты-то уж точно не стал бы церемониться, – с легкой завистью подумал Марат Петрович. – Всадил бы Шаргину заряд картечи между глаз, и вопрос был бы закрыт».

Четверть века назад Слава Градов, паренек из обеспеченной московской семьи, по недоразумению попал в Афганистан, где, как ни странно, показал себя героем. Он не ведал, что такое страх, первым шел в атаку на моджахедов и душманов, наводя на них ужас своим звериным воем. И не приведи Аллах столкнуться с этим шурави в рукопашной! Легенды о нечеловеческой «истребительной мощи» сержанта Градова ходили не только среди советских войск, но и среди формирований противника.

Однако Славик вовсе не был заговоренным, и судьба не собиралась вечно хранить его в целости и невредимости. На втором году службы Градова комиссовали в связи с ранением. Орден Боевого Красного знамени, два ордена Красной Звезды, медаль «За Отвагу», орден «Дружбы народов» – с такими трофеями вернулся Слава Градов в первопрестольную…

Похоже, не только Хрипунов подумал о героической юности доктора Градова, но и сам он предался воспоминаниям о славных фронтовых деньках. Вновь наполнив бокалы мартини, психиатр не выдержал и все-таки подошел к пирамиде с ружьями и винтовками. Вот они, его любимцы… Здесь была итальянская одностволка «Бенелли» – двенадцатый калибр, пятизарядный полуавтомат, идеальное сочетание практичности и эстетики. А вот ее более грозный с виду аналог – американский «Браунинг», тоже пятизарядная одностволка, полуавтомат двенадцатого калибра. Лучшего ружья для стрельбы картечью не сыскать.