В административном отсеке клинического института было тихо. Матушкин, поколебавшись, толкнул дверь ближайшего кабинета.
Заместитель главврача по лечебной части Мелешин выглядел чересчур бодро для такого момента. Басов уже опрашивал его, но словоохотливый эскулап, казалось, с удовольствием повторял то, что было ему известно.
– Знаете ли, у нашего старика была такая привычка пить кофе с молоком с половины первого до часу дня. Да-да, как раз в это время его и убили. Так вот, это питие стало для него неким интимным ритуалом: сам варил напиток по какому-то хитроумному рецепту, колол сахар старинными щипчиками, смаковал каждый глоток.
– Невинное чудачество, – пожал плечами Малыш.
– Да не чудачество, тут все дело в том, что в былое время шеф за день вливал в себя чашек по пятнадцать крепчайшего бразильского кофе, но «мотор» начал сдавать, и теперь он позволяет себе только две чашечки, да и то с молоком… Я хотел сказать, позволял. И, представьте, все дела на это время откладывал, никого не принимал. Мы и войти-то к нему боялись во время этого священнодейства.
– То есть убийца мог не опасаться свидетелей, – задумчиво пробормотал Алексей. – А были у Дурова враги в клинике?
– Как вам сказать… Младший медперсонал просто молился на шефа, но что касается больничного начальства, то тут у него друзей не было. Скажу по секрету: бывало, соберемся тайком от босса раздавить коньячку, так первый тост, чтоб Дуров околел на своем посту… Что поделать, мы, врачи, народ грубоватый. Понимаете, Иван Иванович был человек тяжелый, старой закваски. Время таких, как он, прошло.
– Что вы имеете в виду?
– Да вот, к примеру, наш зам. по экономике Серков. Уж сколько раз он предлагал Дурову перевести на коммерческую основу некоторые наши процедуры: массаж, лазерную терапию, фитолечение… И всякий раз – отказ. Медицина, мол, должна быть бесплатной, народ и без того обнищал. А где нам брать деньги на развитие, скажите на милость?
Матушкин сделал пометку в блокноте: «Серков. Коммерция. Дуров мешал заколачивать «левые»?»
Мелешин засопел, покосившись на блокнот, но тем не менее продолжал:
– Или, допустим, главный кардиолог Баландин. Человек столько лет работал над докторской диссертацией, так знаете, что сделал Дуров? Поставил на ней жирный крест. Да еще сказал при всех, что таких, как Баландин, близко к науке нельзя подпускать. И карьера Баландина – тю-тю. Ведь Дуров – член всех мыслимых президиумов и ученых советов!
– Был, – уточнил Алексей и сделал очередную запись. – Насколько я понимаю, теперь Баландину ничто не мешает осуществить мечту своей жизни и стать доктором наук?
– Видимо, так, – кивнул Мелешин. – Хотя насчет его диссертации старик, по-моему, был прав. А вот вам еще случай. Гриневой, нашему главному анестезиологу, недавно предложили шикарный контракт: пять лет в Австралии. Между нами говоря, шикарная бабенка, пальчики оближешь. Так Дуров не подписал ей рекомендацию и контракт повис.
– А почему же Иван Иванович ей отказал?
– В принципе, я его понимаю. В последние годы Гринева перестала практиковать, занималась кадровой работой, снабжением… Да и прежде от нее как от врача было мало проку. Ну не для того она создана!
– Как же она стала начальником?
– О, Господи! Да как все красивые бабы. Говорят, есть некий высокий покровитель в Минздраве, – Мелешин недвусмысленно усмехнулся.
– Стало быть, отныне препятствий для работы Гриневой в Австралии нет, ведь с этой минуты вы – и.о. главврача? А мадам Гринева, как вы только что изволили выразиться – «шикарная бабенка, пальчики оближешь»…
Мелешин смутился, а Матушкин нахмурился. Этот пухлый, изрядно потасканный ловелас откровенно не нравился оперативнику.
– Вам, простите, сколько лет? – поинтересовался Матушкин.
– Пятьдесят семь, – Мелешин нервно забарабанил пальцами по столу.
Лейтенант прищурился. Выходит, у зама тоже были все причины желать смерти своему патрону. Самому скоро на пенсию, а Дуров уступать место главврача не собирался, берег сердце, делал упражнения с эспандером… В общем, покойный профессор здорово мешал сразу четырем главным сотрудникам клиники. Уж не прикончили ли они его сообща, договорившись за очередной бутылочкой коньяка?
Во всяком случае, Матушкин почувствовал некоторое облегчение: принципиальный облик профессора Дурова ну никак не вязался с версией подполковника Басова о махинациях с наркотиками. Другое дело, что эту версию мог подбросить убийца. Не поскупился он и на две тысячи долларов. Впрочем, если делить на четверых, то выходило не так уж и много.
Читать дальше