Уилбур Смит - Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

Он прочитал страницу, узнавая содержание, и его начало тошнить. В газете был напечатан подписанный им самим смертный приговор. Некто Роберт Дэвид Реншоу приговаривался к допросу под пытками и казни. Англичанин, отец Сакины.

— Что за дьявольщина? — вслух спросил Клейнханс. — Маленькая ведьма подложила это сюда, чтобы напомнить мне о давнем поступке. Неужели она никогда не смягчится? Я думал, что она навсегда ушла из моей жизни, но она все еще заставляет меня страдать.

Он протянул руку к газете, чтобы схватить ее и разорвать в клочья, и услышал под ней легкий шорох, а глаз уловил стремительное движение.

Что-то легко ударило его по руке, и гибкое извилистое тело вывалилось из сундука и упало на палубу. Он в тревоге отскочил, но тварь исчезла в полутьме, и он недоумевающе смотрел ей вслед. Постепенно Клейнханс ощутил жжение на запястье и поднес руку к лампе.

Вены на руке выступили под старой кожей, усеянной веснушками, как синие веревки. Губернатор внимательнее присмотрелся к источнику жжения и увидел две маленькие рубиновые капли, выходящие из крошечных отверстий в коже и блестевшие в свете лампы, точно драгоценные камни. Клейнханс попятился к койке, сел на нее, схватившись за запястье, и смотрел на эти капли.

Перед его глазами медленно встала картина далекого прошлого. Он увидел двух сирот, стоявших взявшись за руки у дымящихся углей погребального костра. И тут боль охватила его и заполнила мозг и тело.

Теперь оставалась только боль. Она, как жидкий огонь, текла по его жилам, глубоко впивалась в кости, рвала все связки, сухожилия и нервы тела. Он закричал и не переставал кричать до самого конца.

Иногда Неторопливый Джон дважды за день приходил в темницу и останавливался у двери камеры сэра Фрэнсиса. Он никогда ничего не говорил. Стоял молча, неподвижный, как рептилия, иногда несколько минут, иногда целый час. В конце концов сэр Фрэнсис не мог на него смотреть. Он отворачивался к каменной стене, но все равно чувствовал на спине взгляд этих желтых глаз.

Было воскресенье, Господень день, когда Мансеер с четырьмя солдатами в зеленых мундирах пришел за сэром Фрэнсисом. Все молчали, но по их лицам сэр Фрэнсис понимал, куда его ведут. Они не могли смотреть ему в глаза, и лица у них были такие, с какими несут гроб.

Когда сэр Фрэнсис вышел во двор, он увидел, что день холодный и ветреный. Хотя дождя не было, облака на склоне горы висели низко и были зловещего серо-синего цвета старого кровоподтека. Булыжники под ногами влажные, потому что только что прошел дождь. Сэр Фрэнсис пытался не дрожать на резком ветру, чтобы стражники не подумали, будто он дрожит от страха.

— Да хранит тебя Господь!

Ветер донес до него молодой чистый голос, и сэр Фрэнсис остановился и посмотрел вверх. Хэл стоял высоко на лесах, ветер ерошил его темные волосы, а голая грудь блестела от дождя.

Сэр Фрэнсис поднял перед собой скованные руки и крикнул в ответ:

— In Arcadia habito! Помни клятву.

Даже на таком расстоянии он видел, как исказилось лицо сына. Потом стражники толкнули его к низкой двери, ведущей в подвал под арсеналом. Мансеер провел его за порог и дальше вниз по лестнице. Внизу он остановился и почтительно постучал в окованную железом дверь. Не дожидаясь ответа, раскрыл ее и завел сэра Фрэнсиса внутрь.

Комната за дверью была ярко освещена, пламя дюжины восковых свечей плясало на сквозняке из открытой двери. С одной стороны за письменным столом сидел Якобус Хоп. Перед ним был расстелен пергамент, стояла чернильница, в правой руке он держал гусиное перо. Бледный, с выражением ужаса на лице, он посмотрел на сэра Фрэнсиса.

У дальней стены стояла дыба. Ее рама, сделанная из массивного тика, была достаточно длинной, чтобы растянуть на ней самого высокого человека. С обоих концов располагались прочные колеса с зубчатыми передачами и прорезями, куда вставляют рычаг. У стены напротив стола секретаря дымилась жаровня. На стене над ней на крюках висело множество странных и жутких инструментов. Огонь излучал успокаивающее приятное тепло.

Неторопливый Джон стоял у дыбы. За ним на крючке висели его пальто и шляпа. На нем был кожаный передник кузнеца.

К потолку было прикреплено колесо лебедки, и с него свешивалась веревка с железным крюком на конце. Неторопливый Джон молча смотрел, как стражники провели сэра Фрэнсиса в центр комнаты и продели крюк сквозь кандалы на его руках. Мансеер натянул веревку, и руки сэра Фрэнсиса высоко задрались над головой. Хотя обеими ногами он плотно упирался в пол, но был совершенно беспомощен. Мансеер отсалютовал Неторопливому Джону, после чего он и его люди, пятясь, вышли из комнаты и закрыли за собой дверь, очень толстую — такая не пропустит изнутри ни звука.