Уилбур Смит - Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

В другом случае:

— Ему хуже. Сэр Фрэнсис кашлял весь день.

Как только их запирали в камере, пленники проглатывали единственную за день порцию еды, вытирали дно чашек пальцами и, как мертвые, падали на сырую солому.

В предрассветной тишине Мансеер начинал бить по прутьям решетки.

— Вставайте! Вставайте, ленивые ублюдки, прежде чем Барнард пошлет своих псов поднимать вас.

Они вставали и вереницей выходили на ветер и дождь. Здесь их ждал Барнард; у его ног на привязи рычали два огромных, с кабана, черных пса. Некоторым удавалось отыскать мешок или кусок парусины, чтобы прикрыть босые ноги или голову, но и эти тряпки не успевали просохнуть за ночь. Однако большинство оставались на зимнем ветру босыми и полунагими.

А потом пришел Неторопливый Джон. Он пришел в полдень. Люди на лесах смолкли и прекратили работу. Даже Хьюго Барнард отступил в сторону, когда Неторопливый Джон прошел в ворота замка. В своей темной одежде и широкополой шляпе, надвинутой на глаза, он казался проповедником на пути к кафедре.

Неторопливый Джон остановился у входа в темницу, и к нему, звеня ключами, подбежал тюремщик Мансеер. Он открыл низкую дверь, пропустил в нее Неторопливого Джона и прошел следом. Дверь за этой парой закрылась, и зрители пришли в себя, словно очнувшись от кошмара, и возобновили работу. Но пока Неторопливый Джон был здесь, над стенами нависла мрачная устрашающая тишина. Никто не разговаривал, не бранился, и даже Хьюго Барнард был подавлен. При каждой возможности все невольно поглядывали на низкую дверь.

Неторопливый Джон спустился по лестнице — Мансеер освещал ему путь — и остановился у двери камеры сэра Фрэнсиса. Мансеер открыл смотровое окошко, и Неторопливый Джон приблизил к нему лицо. Сэр Фрэнсис сидел на каменной скамье, служившей койкой; он поднял голову и посмотрел в необычные желтые глаза.

Лицо сэра Фрэнсиса походило на опаленный солнцем череп; оно было таким бледным, что в свете лампы казалось прозрачным, его обрамляли длинные волосы, вокруг глаз — темные провалы.

— Я ждал тебя, — сказал он и закашлялся. Рот его заполнился слизью, и он выплюнул ее на солому, покрывавшую пол.

Неторопливый Джон ничего не ответил. Глаза его, блестящие в свете лампы, были устремлены на лицо сэра Фрэнсиса. Проходили минуты. Сэру Фрэнсису хотелось закричать: «Делай то, что должен! Говори то, что должен сказать. Я готов». Но он заставил себя молчать и продолжал смотреть на Неторопливого Джона.

Наконец Неторопливый Джон отошел от двери и кивнул Мансееру. Тот захлопнул окошко и торопливо поднялся по лестнице, чтобы открыть дверь перед палачом. Неторопливый Джон под взглядами всех медленно пересек двор. Когда он исчез за воротами, все вздохнули свободнее, и снова послышались приказы и ответные проклятия и жалобы со стен.

— Это был Неторопливый Джон? — негромко спросил из соседней камеры Альтуда.

— Он ничего не сказал. И ничего не сделал, — хрипло прошептал сэр Фрэнсис.

— Он всегда так, — ответил Альтуда. — Я здесь давно и много раз видел эту его игру. Он хочет измучить тебя, чтобы ты сказал все, что ему нужно, еще до того, как он к тебе прикоснется. Поэтому его и зовут Неторопливым Джоном.

— Боже, он едва не лишил меня мужества. А он приходил смотреть на тебя, Альтуда?

— Еще нет.

— Почему тебе так везет?

— Не знаю. Знаю только, что однажды он придет и ко мне. Как и ты, я знаю, каково это — ждать.

За три дня до отплытия «Стандвастигейд» в Голландию Сакина в конической шляпе от солнца, сплетенной из травы, с сумкой в руке вышла из кухни резиденции. Остальные слуги не удивились ее уходу: обычно она по несколько раз в неделю ходила на горные склоны, собирая травы и коренья. Ее знания целебных растений и умение их применять были известны всей колонии.

Клейнханс с веранды смотрел, как она уходит, и в животе у него словно поворачивали нож. Он чувствовал, что внутри у него кровоточит открытая рана, и его испражнения часто бывали черными от свернувшейся крови. Но не только несварение пожирало его изнутри. Он знал, что, оказавшись на борту «Стандвастигейд», никогда больше не увидит красоту Сакины. Теперь, когда расставание было близко, он не мог уснуть по ночам и даже молоко и простой вареный рис в его желудке превращались в разъедающую кислоту.

Мефрау Ван де Вельде, его хозяйка с тех пор, как поселилась в резиденции, была добра к нему. Наверное, она даже специально отправила сегодня Сакину собирать для него травы. Настой на этих травах, приготовленный рабыней, единственное средство, способное хоть ненадолго смягчить боль и дать ему несколько часов сна. По приказу Катинки Сакина должна приготовить достаточно средства, чтобы ему хватило на все долгое плавание. И он молился, чтобы в Голландии врачи излечили его от ужасной болезни.