Анхелес Мастретта - Возроди во мне жизнь

— Девочка уехала? — спросил он.

— Уехала, — ответила я.

— Как же чудесно они танцуют, — сказал Гомес, показывая на нас с Кихано. — Мы с тобой уже слишком стары для танцев.

— Это ты стар, — заявил Андрес. — А я до сих пор исполняю, что должно. Правда, Катин?

Я попыталась изобразить элегантную улыбку.

— Правда, Каталина? — повторил он.

— Ну конечно же, — ответила, проглотив шампанское, словно это был лимонад.

— Вы будете в Мехико? — осведомился Кихано, перед тем как поцеловать мне руку.

— Очень скоро, — ответила я, а Андрес тем временем спорил с Гомесом Сото о том, кто моложе и у кого больше детей.

Биби посмотрела на меня с таким видом, как будто хотела сказать: «Да на этих битюгах пахать можно!», а я подумала о том, что надо бы приглядеть за посоле [14] Посоле — густой мексиканский суп-рагу. , чтобы оно не остыло, пока гости поздравляют генерала.

Когда подали посоле, запустили фейерверк и заиграл еще один оркестр. Было уже около пяти утра, когда Наталья Веласко и Мария Баутиста, те, что косо на меня смотрели на кулинарных курсах, подошли к нам, таща за собой мужей, чтобы поблагодарить за приглашение.

Я проводила их самой любезной из своих улыбок. За многие годы страданий я научилась держаться с достоинством королевы. Это было лучшим способом отомстить, в особенности в такую минуту, как эта.

Я зашла на кухню, чтобы взглянуть, как там чилакилес, ветчина, кофе и хлебцы для завтрака. На кухне суетилось около сорока женщин; они тушили мясо и раскатывали тесто для тортилий. Я подошла к одной из них, наблюдавшей за приготовлением соуса к чилакилес.

— Только не кладите слишком много перца, — сказала я, даже не остановившись, чтобы взглянуть на нее.

— Не волнуйтесь, перца совсем немного, — ответила она. — А вы совсем не помните меня, сеньора?

Я пристально вгляделась в ее лицо. Меня не покидало ощущение, что где-то я уже видела эту женщину, вот только не могла вспомнить, когда и где.

— Я вдова Фиделя Веласкеса, убитого в Атенсинго. Помните, в тот день вы увезли меня к себе домой? Там я познакомилась с доньей Лусиной, и сегодня она пригласила меня сюда. Мы регулярно с ней видимся, а я в долгу перед вами.

— А ваши дети? Как у них дела? — спросила я, давая понять, что я ее помню.

— Уже совсем взрослые. Скоро мне будет не под силу их прокормить. И так кручусь, как белка в колесе — и здесь, и на фабрике в Атлиско. Берусь за любую работу, какая подвернется. Сегодня вот помогаю здесь, а на той неделе собираюсь сушить фиги, чтобы продать их в Пуэбле.

— Я куплю их у тебя. Приходи ко мне домой и приноси все, что у тебя есть, — сказала я.

Затем попробовала томатный соус и попросила Лусину подать мне чай и аспирин, поскольку у меня болит голова.

Я собралась выпить чай в гостиной, понемногу наполнявшейся гостями, которые озябли в саду и теперь решили погреться. Я предложила им коньяк, налила себе рюмку и опустошила ее в два глотка. Под конец я так и заснула, сидя в кресле, пока кто-то не разбудил меня, сообщив, что гости хотят завтракать.

— Пойдем отдохнем? — предложил Андрес, закончив пить кофе.

— Пойдем, — согласилась я.

В этот день мы спали в одной постели — впервые со дня смерти Карлоса.

Я пыталась отогнать прочь печальные воспоминания, но без шумной Лили это оказалось еще труднее. Я перебралась из Тонанситии, от могилы Карлоса, в сад нашего дома в Пуэбле, и теперь мне оставалось лишь грызть ногти, благодарить подруг за компанию и проводить вечера с Чеко и Веранией, когда они возвращались из школы.

Дети всем были довольны. Я водила их на ярмарку, мы поднимались на холмы и ловили саламандр в лужах близ Майорасго. Мне просто необходимо было выбросить из головы всё, кроме детских игр и их нехитрых запросов. Иногда мне хотелось постоянно быть рядом с детьми, ласкать их и возиться, но они уже привыкли обходиться без меня, и через какое-то время они начинали тяготиться моим обществом, и я не была уверена, надолго ли хватит их терпения.

Когда я сидела на корточках в саду и посасывала травинки, уронив голову почти между колен, им не хотелось приближаться, они оставляли меня в одиночестве и уходили, чтобы найти предлог и меня позвать.

Этот предлог дала им женщина из Атенсинго. Как-то вечером дети прибежали и сообщили, что какая-то сеньора принесла на продажу фиги и говорит, будто я обещала, что куплю у нее все.

Они притащили ее корзину в тот угол сада, где я сидела. Было около пяти часов, вечер выдался погожий и ясный, и заходящее солнце румянило ее свежее лицо, когда она, стоя передо мной с корзиной в руках, показывала в улыбке широкие зубы, источая всем своим видом радость и уверенность.