Анхелес Мастретта - Возроди во мне жизнь

— Давай, я брошу тебе подвязку, — сказала она, оставшись в одних трусах и лифчике.

— У меня уже есть муж, — ответила я.

— Значит, заведешь еще одного.

Она бросила подвязку; я успела ее поймать почти у самого пола. На миг наши ноги сомкнулись в кружевах, затем она отдернула свою. Я натянула подвязку, задрав юбку до самых бедер.

— Мне всегда так нравились твои ноги, — призналась Лилия, натягивая юбку от костюма, сшитого на заказ. Костюм превосходно на ней сидел и очень ей шел. К нему она надела красную шелковую блузку и темно-синий жакет в цвет юбки. Потом мы долго искали ее туфлю и в конце концов нашли ее под одним из чемоданов.

— У тебя покривился шов на чулке, — сказала я.

— Вот всегда ты говоришь, что у меня покривился шов на чулке, — капризно протянула она, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы я поправила чулок, как обычно.

Я провела ладонью по ее ногам.

— Ну, как? — спросила она. — Теперь ровно? Я могу идти?

— Куда же ты так торопишься? — вздохнула я.

— Под него.

— Желаю, чтобы это поскорее кончилось, — сказала я и поцеловала ее.

— Тогда благослови меня. Как в те дни, когда я была маленькой, а ты собиралась в очередную поездку с папой, — попросила она, услышав снизу крик зовущего ее Эмилио.

Она была такой же властной и любопытной, как ее отец. И такой же своевольной.

Я коснулась сомкнутыми пальцами ее лба, груди, потом левого и правого плеча, глядя на ее разгоревшиеся щеки и глаза на мокром месте, наблюдая, как она пытается скрыть за беспечным смехом волнение.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, пусть у тебя вся будет хорошо — особенно в том, что касается Святого Духа.

Я осталась сидеть на полу, пока не пришел парнишка с вопросом, не пора ли грузить чемоданы. Тогда я встала, чтобы закрыть беспорядок, оставленный Лилией, и вышла с двумя ее чемоданами в руках.

Снизу, из сада, раздались восхищенные крики молодоженов, увидевших новенький «феррари» — подарок Андреса дочери. Он был цвета сырой печени, который еще почему-то называют «цветом новобрачных», к заднему бамперу прикрепили бутылки, чтобы грохотали во время движения. Лилия села в машину и кокетливо помахала ручкой, как киноактриса. Все ее братья и сестры бросились к ней, чтобы поцеловать на прощание. Один лишь Эмилито молча глядел на них из глубины сада, словно выжидая.

— До свидания, — сказала Лилия, вытягивая губы трубочкой, чтобы поцеловать отца, первого из вереницы прощающихся. Эмилито указал ей на черный «плимут», припаркованный чуть позади.

— Мы поедем на этой машине, жизнь моя. Все чемоданы уже там.

Старики Алатристе тоже пришли попрощаться, поцеловали сына, а донья Конча даже расплакалась. Но Лили не собиралась покидать «феррари».

— Выбирайся, Лилия, — потребовал Эмилито.

— Я хочу еще немного побыть здесь, — ответила она.

— Но нам все равно нужно ехать.

— Вот и поезжай на своей машине, если она тебе больше нравится, — заявила Лилия. — А я поеду на этой.

С этими словами она завела мотор и ударила по газам. Двигатели оглушительно взревели, и «Феррари» с прямо-таки скандальной скоростью вылетел из ворот и помчался по улице.

— Это так по-женски, — проворчал Андрес, провожая разгневанного Эмилито до машины. Затем он предложил мне руку и осведомился, где я была все это время и не хочу ли с ним потанцевать. Когда мы наконец вернулись к главному столу, то не застали там ни доньи Кончи, ни ее мужа.

— Пойдем поблагодарим гостей, — приказал Андрес, доставая бутылку шампанского и два бокала.

Мы двинулись от стола к столу, чокаясь с гостями, сердечно благодаря их за приход и подарки. Андрес был настоящим гением в таких делах.

Когда он торжественно обнялся с кумом, Родольфо заявил, что должен вернуться в Мехико. Он был с Мартином Сьенфуэгосом, и уехать они собирались вместе. Андрес кивнул и, изобразив сердечность, чокнулся с министром финансов. Они терпеть друг друга не могли. Оба считали друг друга самыми главными соперниками на пути к президентскому посту, а в последнее время Андрес начал беспокоиться, что у Сьенфуэгоса больше шансов. Мы проводили их до ворот сада.

— Этот пройдоха Мартин пытается очаровать Тюфяка. А тому только палец покажи — руку отдаст, а вместе с ней и пост президента. Курам на смех, — сказал Андрес, когда мы вернулись к столам. Сказал сердито, но в первый раз в жизни — с горечью.

Наконец, мы добрались до столика Биби. Гомес Сото, по своему обыкновению, был мертвецки пьян и, как всегда, неразборчиво бормотал какие-то гадости. Увидев нас, Кихано поднялся из-за стола.