Анхелес Мастретта - Возроди во мне жизнь

В тот год они поженились на ранчо в Атлиско. Присутствовала вся Мексика. Начиная с крестного отца — президента, и заканчивая министрами, военачальниками и пятнадцатью губернаторами, а также всеми богатыми жителями Пуэблы. Лусине и Хуану пришлось сдерживать гостей, чтобы молодоженов не раздавили.

Никогда не забуду, как Лили танцевала с отцом, опираясь на него, словно нуждалась в защите. Андрес провел ее, обнимая за талию, по всему огромному саду с вековыми деревьями, помню реку, куда утром в Матаморосе бросали цветы, чтобы к трем часам дня они появились на ранчо Сен-Лукас, где выходила замуж первая дочь генерала Асенсио.

Я занималась платьем Лилии. Она была такой прекрасной в этой органзе. Она танцевала с отцом, откинув голову и быстро перебирая ногами, чтобы поспевать за ним в пасодобле.

Потом оркестр заиграл «На крыльях», Андрес передал Лили Эмилито, и тот обнимал ее, пока все кричали «ваш танец». Не знаю, откуда все это взяли, потому что Лили было всё равно — она, как хорошая актриса, играла ту роль, которая ей досталась.

Они закружились по площадке, а все захлопали.

— Горько! Горько! Горько!

Переглянувшись, а потом посмотрев в пол, они на секунду соединили губы и снова молча продолжили танцевать.

Андрес опять сел за стол рядом с родителями жениха. Он попросил коньяк, осушил бокал и закурил.

— Дорогой сват, — сказал он. — А о нас передают по радио?

— Ну еще бы, сват, — ответил дон Эмилио, растягивая губы в улыбке.

— Как прекрасно всё вышло, Каталина, поздравляю, — сказала его жена.

— Вы очень любезны, донья Конча, — поблагодарила я, разглядывая физиономию симпатичного типа, сидящего за столиком Биби и генерала Гомеса Сото.

— Да что вы, — продолжала донья Конча. — Столько всего сделать, а ведь Лили даже не ваша дочь. А кто ее мать?

— Раз вы спрашиваете, то я ее мать, донья Конча, — заявила я.

Биби заметила мой взгляд в сторону ее стола и подошла, чтобы спасти меня от доньи Кончи.

А с ней и тот тип, элегантный, как Кларк Гейбл. Он протянул руку:

— Кихано, к вашим услугам.

— Спасибо, — ответила я.

— Ты не знакома с Кихано, Каталина? — спросил генерал Гомес Сото. Он из Пуэблы, известный кинорежиссер.

Мы завели разговор о фильмах и актерах. Он пригласил меня посмотреть «Даму с камелиями», его первый фильм, я согласилась, рассказав, как нравится моей матери этот роман и как много значит для нашей семьи. Все засмеялись.

— Вы не поверите, но это прямо ее Библия, — сказала я. — В моем доме никто не смел кашлянуть, ибо мама уверовала, что даже легкий кашель может унести на тот свет. В каждой комнате мама держала пузырек с сиропом из редьки с йодом. Стоило кому-нибудь кашлянуть, как она тут же совала ему в рот ложку этого сиропа, напоминая об ужасной смерти Маргариты Готье.

Потом мы пошли танцевать. Я танцевала с этим великолепным мужчиной, и меня нисколько не смущали подозрительные взгляды Андреса. Меня совершенно не волновало, что он об этом думает, мне просто хотелось танцевать — как когда-то с Карлосом.

— Поменяемся? — предложила Лилия, когда мы подошли к ней и Эмилито.

Я отпустила Кихано и продолжила танец с Эмилито. Я невольно подумала о Хавьере Уриарте, как с ним было весело, и вдруг разозлилась. Но тут вернулась Лилия.

— Поменяемся? — снова предложила она, отпуская Кихано и подхватывая меня, а двое мужчин застыли посреди площадки.

— Какой красавчик! — восхитилась Лилия. — Где ты его взяла?

— Чокнутая, как же я тебя люблю! — ответила я.

— Зачем ты мне это говоришь?

Я поцеловала ее, и мы вновь вернулись к своим кавалерам. Кихано опять закружил меня по площадке, а я от души наслаждалась танцем, зная, как чудесно мы смотримся вместе. Мы не разу не сбились с шага, словно всю жизнь танцевали друг с другом. Смеркалось, и понемногу холодало. Ко мне вновь подошла Лилия.

— Я ухожу. Эмилио не хочет оставаться здесь до поздней ночи. Ты проводишь меня или так и бросишь с ним одну?

— Я вас подожду, — заверил Кихано, провожая меня до дверей.

Я поблагодарила его и вместе с Лилией отправилась в дом.

В ее спальне стояли четыре чемодана, наполовину уложенные, все распахнутые настежь. Я вдруг осознала, что происходит нечто необратимое. Я вынула шпильки, которыми крепились ее фата и венок. Почувствовав себя освобожденной, она встряхнула головой, цветы и тюль полетели вниз. Ее черная грива рассыпалась по плечам, она вздохнула, словно не дышала уже много часов. Затем она сбросила туфли на каблуках и стала стягивать платье. Я хотела ей помочь, но она уже справилась и без меня. Ее длинные загорелые ноги были обтянуты светлыми чулками. На бедре — старомодная подвязка из белого атласа и кружева. Когда-то я ей рассказывала, как моя бабушка в день своей свадьбы бросала на пол подвязку, а другие женщины должны были успеть поймать ее ногой. Эта игра сулила невесте счастье в замужестве, а женщине, поймавшей подвязку — собственную скорую свадьбу.