Дмитрий Савицкий - Фисташки. Сборник рассказов

Мы ожесточенно ринулись вниз с горы, инстинктивно чувствуя, что оглядываться – нельзя, тормозить – нельзя, а думать лучше после.

Сзади слышался тяжелый топот солдатских сапог и хриплое дыхание.

Мы поднажали еще.

Впереди бежал Анатолий Гиль.

Он очень быстро бежал.

Но стиль его бега был тяжел и грузен. Он, по «медвежьи», переваливался с ноги на ногу, вжимая голову в плечи и смотрел, строго, перед собой.

Следующим «шел» Митинька.

Двигался он скачкообразно, то обгоняя Гиля, то начиная отставать, то вдаваясь в рискованные обходные маневры.

Третим «летел» Макс.

Его великолепные длинные ноги (я их сравнивал с размахом крыльев у альбатроса) служили двойную службу, как рога у оленя: и хорошую и плохую.

С одной стороны, Макс бежал быстро, с силой выбрасывая свои сильные ноги вперед и делая один шаг там, где я делал два. С другой стороны, они часто у него заплетались друг за дружку, и он падал навзничь на всей скорости. И сейчас, он раз или два рухнул, как подкошенный, в лужи и грязь, а мы бежали – не выбирая дороги.

Последним бежал я.

И за моей спиной уже слышалось дыхание врагов.

Вообще-то я был перворазрядником по конькам и мог »обставить» всех участников забега. Но крайняя степень моей смешливости, порожденная, по всей видимости, богатым воображением, мешала мне, и я «плелся» в конце первой группы бегущих, безусловно рискуя здоровьем и своим возможно прекрасным будующим. Я видел (и так всегда) все действо, как бы со стороны, и внутренний хохот сковывал мои движенья.

И только внизу, выбежав на железнодорожные пути, мы увидели, что преследователи отстали; и мы смогли перевести дух и уже все вместе немножко «поржать» над этим происшествием.

Одному Максу было не до смеха.

Он в этот день первый раз одел великолепную, видимо привезенную его батей из «загранки», фирменную куртку, типа «Монтана», а его падения превратили ее в грязную тряпку.

Макс чертыхался и матерился, пытаясь руками отчистить грязь от замечательной своей «шмотки». А мы все, тем не менее, продвигаясь по шпалам вперед, подошли к какой-то железнодорожной сторожке и заглянули через окошко внутрь, чтобы, быть может, попросить напиться.

Более миролюбивой картины и представить себе было не возможно:

У окошка стоял маленький столик. На нем – дымящийся самовар. А по обе стороны стола и самовара, два пожилых усатых железнодорожника в форменных курточках с молоточками в петлицах, пили чай из блюдцев, старательно в них дуя.

На фоне своего горя Макс не смог вынести такой «идилии» и размахнувшись, ударил ногой прямо по центру окна, в крестовину.

У Макса – 45 размер обуви и нога его по колено, вместе со стеклом и рамой, как по маслу, вошла в ветхую сторожку, опрокинув все распологающиеся внутри предметы и лица.

И опять первым, и, как обычно, с самым серьезным выражением лица, бежал Анатолий Гиль. Вторым – Митинька. Третим все еще злой, но уже немного подобревший Макс. А я, как обычно, прикрывал отход группы.

Все было, как и четверть часа назад. Сменились только преследователи.

И на смену сердитым солдатам, пришли разъяренные железнодорожники. А в руках у них были не самозарядные карабины Симонова, а путейские молотки.

Но тут дело могло кончиться совсем плохо, т.к. впереди показалась высокая железнодорожная платформа, а с двух сторон наш возможный маневр блокировали длинные грузовые составы.

Преследователи были уже совсем близко; и нам пришлось лезть под вагон в тот момент, когда он, заскрипев всеми своими железными частями, стал медленно двигаться.

Прошло много времени с тех пор, но я, как сейчас, помню огромное металлическое колесо, которое в каком-то страшном замедлении катилось на меня, а я стоял под вагоном на «четвереньках» и неотрывно смотрел на него.

Как выбрался я из-под вагона – не помню! Кажется, Макс за воротник меня выхватил.

Таким образом, наша компания оказалась на Мурманском железнодорожном вокзале.

Кто-то, кажется Толя Гиль, предложил посетить туалет.

И тут мы столкнулись с небольшим препятствием ввиде недовольной толпы.

Оказалось, что мужской туалет был закрыт на ремонт, а пускали в один – женский, но по очереди: то женщин, то мужчин.

Руководила порядком на впуске-выпуске «швабра» (местная уборщица). Мы дождались мужской очереди и все вместе зашли в уборную. Пока Толян справлял свою нужду, я, от нечего делать, осмотрел просторное это помещение и увидел дверь. Не имея злого умысла, а лишь по энерции все открывать своими ключами, я вскрыл ее и заглянул внутрь. Это была обычная кладовка с ведрами, метлами, тряпками и швабрами.