Разин, войдя, позвал:
– Лавреич!
Васька Ус лежал по-прежнему, не слыша зова. Атаман шагнул, встал около головы лежащего есаула на одно колено, положил руку ему на спину. Васька Ус дернул спиной, поднял лицо, в зубах у него была закушена шапка, он выдохнул – шапка упала. Не опуская головы, сказал диким полушепотом:
– Не тронь меня, Стенько!
– Да что ты – с глузда сшел? Есть о ком, о бабе тужить!
Ус упал лицом в шапку и тем же придушенным голосом продолжал:
– Брат ты или чужой мне? Не ведаю – ум мутится… Утопил пошто? Тебе не надобна – мне не дал…
– За то утопил, чтобы ты не сшел, кинь!.. Волга ее да Хвалын-море укачают к Дербени… Родная земля, кою она почитала больше нас чужих, станет постелью ей… Чего скорбеть? Хрыпучая была, иной раз кровью блевала, и век ей едино был недолог… Горесть с тебя и с себя снял! Худче было к ей прилепиться крепко, она же покойник явно.
– Стенько! Уйду от тебя… сердце ты мне окровавил… Не уйду, може, то еще худче будет…
– Печаль минет, Василий! Минет! Век я о жонках не тосковал, и тебе не надо – баб много будет!
– Нынче мне краше быть едину. Уйди, брат!
– Вот то надо! Чую, Василий. А дай рукой спину тебе проведу.
– Не тронь! Руки объем.
– Ото глупой! Хошь железа укусить?
14
Веяло колким холодом. Высоко месяц – светло. Разин вгляделся, подумал:
«Царевы снимаются?»
Скрипели телеги, ржали кони, мыргал и мычал скот. Недалеко чернел маленький осел; надоедливо захлебываясь, он кричал: его звонко палкой била татарка, отмахнув чадру:
– Иблис! Иблис!
Рев осла был на одном и том же месте.
На длинных телегах, от света месяца отливая рыжим, передвигались шатры войлочных саклей. Татарки с завешенными лицами сидели на ослах, верблюдах и быках. Шли стада козлов, коз и баранов – всяк тащил, что было. На небольшом осле сидел сгорбленный старик, изредка трусил зерна в решето на мешке перед седлом, в решете на дерюге порхались две курицы, не видя, что клевать ночью. Впереди каравана, в чалмах и овчинных шапках, в шубах шерстью вверх, на мохнатых лошадях, от коротких стремян скорчив ноги и сами пригнувшись, с саадаками за спиной, с луками у седла, с плетьми, ехали татары. Распавшись на звенья, караван частью поспевал к мосту, частью шел по мосту. Мост на Крымскую сторону на плоскодонных в две доски торцом вверх над водой барках (сандалях) скрипел, трещал связями и вздрагивал.
У въезда на мост – рослый татарин, начальник улуса, на черной лошади, в черной шубе мехом наружу, как у всех, в кольчуге под шубой, с саадаком и луком у седла; поперек седла рыжел его кафтан, подбитый лисицей. Начальник, с топором в правой руке, с плетью в левой, кричал, когда въезжали на мост:
– Нищя кши? [100] Сколько человек?
Лица его под черной мохнатой шапкой не видно – сверкали глаза и зубы да позванивал панцирь. Он следил, чтоб не перегрузили мост, через который от перебегающей тяжести местами серебряной парчой шелестела вода.
– Нищя кши? – Сверкали топор и глаза, звенел панцирь.
Ему называли число людей, скота. Он махал левой рукой с плетью, опустив вниз правую с топором. Набегала другая волна людей, он подымал топор, и лезвие зловеще светилось.
Если же на мосту замедлялся проход каравана, начальник, подняв вверх длинную руку с топором, выл волком:
– Ки-и-м бул? Шайтан! [101] Кто там? Черт!
Ки-и-м бул?
За рекой стонало:
– Чи-л-ги-и-р!
– Йок-ши-и! [102] Хорошо!
– Ким бу-у-ул? Шайта-а-н!
Казаки вышли из шатров.
– Куды их черт взял?..
– Неделю идут… Не приметил ране? Мост наладили, Волга размечет…
– А пошто утекают?
– От киргизов, должно…
– Козак, кыргыз булгарски татарам злой, не наши вера…
– Не то… Вишь, вы прознали, что зимой под Астраханью жарко будет.
Разин проследил глазами за мост: караван шел, мутно серебрясь в пыли и лунном мареве, хвост его был криклив, суетлив и близок, а голова все больше тонула в глуби равнины, удаляясь.
– Чи-л-ги-и…
Казаки рассуждали о своем:
– Не-си-и!
– У воевод помене будет гожих в доводчики!
– Да ежли гонца к царю, так татарин тут как тут!
– Табор ушел, а катуня [103] Катунями называли татарок из-за башмаков с загнутыми, как полозья, носками.
все бьет осла, не сдвинет!
– Подь, помоги катуне – сунь ослу под хвост огню!
– Снялись? Мы тож снимемся вплоть к Астрахани.
– Глянь, твой конь сорвался!
– Тпр! Куды тя на ночь? Черт!
– Не чул? Ему татарска кобыла заржала: киль ля ля [104] Поди сюда.
. За ей, вишь, пошел на Чилгир.
Читать дальше