Алексей Чапыгин - Разин Степан. Том 2

– Сколько чел?

– Недочел в конец.

– Вишь, к утру время тянет.

– Управимся ужо скоро!

– Лезгины да армяня, немчины тож оружно ночью ходют!

– Годи мало: боярски дети пойдут замест стрельцов по городу и на стены.

– Да, зачесалось переносье у бояр! Козаки в стану живут тихо, а воеводы город крепят и на торг иных не пущают… Воду в башенных тайниках пробуют, колодези чистят…

– Што иноземцы ходят дозором, не мы, стрельцы, – не здесь говорить, когда сам воевода ездом всякого чует…

– Казаки-т смирны, да кабаки шумят… Вон из того кабака, что у Девича монастыря, вчерась двоих разинских в пытошную волокли.

– Чул я!

– Я видел!

– В кабаках подметные письма чел ай нет?

– Не, не чли!

– Ой, лжет, борода козья! Всяк астраханец чел: «Сдавайте город Астрахань! Я, Разин, за царевича Алексея на бояр иду – так вы бояр кончайте!»

– Чудеси-и… Разин – я своима очьми зрел – ушел по Волге, а ныне, сказывают, ен тута?

– Чего сказывать? Черный Яр забрал, воеводу утопил… Сшел на Дон Разин, вишь, оборотень замест… Атаман-то колдун: ни сабля, ни пуля не ранят яво.

– Патриарх Никон с ним на черном стругу стоит, к морю который.

– На ковре-самолете атаман-от летает!

– Эво – лжа!

– Я сам видал ночью: летит чуть пониже облак…

– Ну, так крепи не крепи город – Астрахани быть под Разиным.

– Ти-и-ше-е…

На приземистой лошади в сумраке засерела плывущая тень ехавшего шагом воеводы. Все примолкли, только постукивали деревянно кирпичи в кладке. Тень утонула за углом монастыря в сторону кремля-города.

Черный посадский прозвенел голосом:

– Был, вишь, браты, один рейтаренин…

– Лжешь, рейтаров много!

– Тот рейтаренин, о ком сказ, был особливый, крупной, сажень в плечах, не то что я, жук навозной…

– А ну – чуем!

– Так вот у него за одежкой солдатской и завелись две – блоха с вошью…

– То бывает и боле чем двесте!..

– И во-от! Вша поучает блоху: «Ты, долголапая, когда ен в дому, сиди смирно и не ешь, учует; а как на обученье – жри!»

– Ище что?

– Да то! Ели по правилам и жили поздорову – жирели. Рейтаренин на службе бьется с конем, мушкетом, саблей, в рожу ему полковник тычет – некогда за нуждой, не то искаться… Домой оборотил – впору спать… И раз, как ему спать лечь, блоха, браты, завозилась… Тут упомнил рейтаренин, что скотина зря кормится. Сдернул он портки, а подружки и выкатились: блоха скок в окно, вошь под стол убрела. Вытянул ее рейтаренин из-под стола за заднюю лапу…

– Должно, большая была, с лапами?

– Большая ли, малая, а засвежевал служивой вшу – три пуда сала вынул!

– Хо, черт!

– Смыслит лгать! А ну, еще!

– Мне буде, пущай вон святой отец…

Хмельной монах, длинный и черный, мотаясь над огнем, топырил красные отекшие пальцы рук.

– Бать! Подбери рясу – погоришь!

– Не убоюсь, братие, огню земного, страшусь огню небесного!

– Вон ты што-о! Мы – так боле земного огню пасемся.

– Великие чудесы изыдут в сии годы, братие!

– Познал небесно, как тебе земного не видать. Лги нам, о чем знаешь!..

– Глум твой, человече, празден есть! Зримо мне, о познании моем вам несть заботы.

– Жаждем чуть тебя!

– Чуем!

– Не лжу, реку вам, братие, истину, зримую мной не единожды. А истина сия вот – шед по нужде монастырской, узрел.

– Что узрел-то?

– В слободах, кои ближни граду сему, в древлех временах сказуемому Астрахан погаными…

– Поганые нынь сошли, аль не углядел? Все надолбы своего ямгурчея [108] Я м г у р ч е й – татарское становище. на переправу изломили!

– И так они, браты, вязью без топора переправу сладили?

– К хвосту коня хвост камышиной, да сам, как черт, плавает…

– Ну, мост! Как лишь из видов сошли, Волга ту переправу в Хвалын снесла!

– Волга – она не стоит, да и стоять не даст на месте!

– Весь черной камыш коло Астрахани посекли на переправу, а мост в две доски с жердиной…

– Чудеси! Весь скот перевезли по этакой сходне?..

– Ихние скоты – не наши, обучены к ходу по единой жердке; коль надо, море перейдут!

– Черной-от камыш матерой и леккой!

– Да буде вам! Дайте чернцу сказать!

– И то, сказывай, отец!

– И реку аз о знамении: по дорогам, путям, дворам и селам, братие, по захождении солнца дивное зрели людие многи – затмение истекало…

– Ты, отец, хмелен, так игумна страшишься, не идешь в монастырь!

– Я те вот! Не мешай чернцу.

– От того солнечного западу в тьме является аки звезда великая, и катится та звезда по небу будто молния, и в тую меру – двоятся небеса, и тянется тогда по разодранному небу, яко змий: голова в огне и хобот. А выказавшись, стоит с получасье, и свет от того не изречен словесы, и в том свете выспрь в темя человеку зрак: глаза, очи, руце и нози разгнуты, и весь тот зрак огнян, яко человек… Годя получасье небеса затворяются, будто запона сдвинута, и тогда от того знамения на пути, дворы и воды падет мелкий огнь, и тако не един день исходит, братие!