— Государственные поручения — удел стариков, — наконец, сказал он. — Или Россия так помолодела? Доброе предзнаменование… Вам необходимо узнать, где имеет жительство кавалер де Брильи?
— Так точно, — неожиданно для себя отчеканил Саша и смутился.
— Это нетрудно выяснить, — сказал дипломат и вышел из-за стола. — Погодите, я сейчас…
Гаврила удалился вслед за князем.
— Ну Никита, если б я знал, что ты такой… важный… — шутливо протянул Саша.
— Перестань, — остановил его Никита. — Я сам себе не верю. Я не видел отца целых пять лет, с тех пор, как меня отослали в навигацкую школу. Признаться, я крепко струсил, все боялся, что отец меня не признает.
Вошел князь с папкой в руке, сел на прежнее место и раскрыл бумаги на закладке.
— Та-ак, — начал он. — Дворянин де Брильи, Серж-Бенджамен-Луи-Жермен-Симон, тридцати пяти лет от роду, шевалье трех орденов, в том числе ордена Святого Людовика, — князь оторвал глаза от бумаги, — отчаянный господин… Далее, — он перевернул лист, — доверенное лицо из свиты маркиза де Шетарди. Проживает в своем родовом замке в шестидесяти верстах от Парижа по дороге на Эперне… — Оленев закрыл папку и снял очки. — Может быть, назвать его обиталище замком слишком сильно, де Брильи небогат, но французы спесивы, любой загородный наследственный дом горазды называть замком… Шевалье проживает там после своего неудачного вояжа в Россию. Но я думаю, что немилость Шетарди временная, он погневается для виду и, конечно, простит де Брильи. Как любой азартный игрок, Шетарди любит отчаянных людей…Н-да, — вздохнул князь и серьезно посмотрел на друзей.
Вид у всех троих был ничуть не испуганный.
— Чем могу быть полезен? — спросил князь. — Лошадей я дам, проезд обеспечу…
— Спасибо, отец…
— А теперь — спать. Отдохните с дороги…
Князь Оленев и Никита сидели в гостиной у горящего камина. Князь переоделся в халат, правая нога его стояла в ведре, наполненном горячей водой. У ведра суетился Гаврила, сыпал в воду какие-то порошки.
— От падагры нет лучшего средства, чем брусничный лист, — говорил Гаврила, — а у них тут, поди, и брусники-то нету. Ладно, что-нибудь придумаем, ваше сиятельство.
— Иди, Гаврила, — князь откинулся в кресле, поудобнее устроил ногу и обратился к Никите. — Ну вот, теперь можно поговорить, — он легко дотронулся до руки сына. — Боже мой, как ты вырос! Когда из кареты стали выпрыгивать эти молодые люди, я, грешным делом, не узнал тебя.
Никита рассмеялся.
— Ну и чему же ты собираешься учиться?
— Всему, — беспечно отозвался Никита. — Для начала я бы хотел поступить в Сорбонну.
— В Сорбонну? — князь посмотрел на сына с удивлением. — Ты хочешь заниматься богословием? Неплохая карьера для сына князя Оленева — стать капуцином!
— Но я вовсе не хочу заниматься богословием, — Никита был смущен. — Я думал, что Сорбонна и университет это одно и тоже. Гаврила говорил…
— Гаврила… — князь рассмеялся. — Десять лет назад Гаврила чуть было не поехал со мной в Вену, и с тех пор решил, что он повидал свет. Сорбонна в силу старой традиции руководит университетом, но учит только схоластике и теологии. Да и весь университет проникнут средневековыми традициями. Просвещенному человеку в восемнадцатом веке не латынь нужна, и не римская хирургия, а механика, архитектура, история…
— Я согласен учиться где угодно, лишь бы быть рядом с вами, отец!
Князь с улыбкой посмотрел на сына.
— Тогда возвращайся домой. Я недолго задержусь в Париже. Пост посла — временный, — князь потер ногу. — А знаешь, полегчало… Что Гаврила намешал в эту воду?
Услыхав из-за двери свое имя, Гаврила немедленно появился в комнате и стал вытирать ногу князя полотенцем. Кончив процедуру, он взял ведро и удалился.
Оленев легко прошелся по кабинету, потом остановился напротив сына. Глаза его были печальны, резко обозначились горькие складки вокруг рта.
Никита встал, смутился, не зная, куда девать руки и как спрятать повлажневшие глаза. Лицо старого князя дрогнуло, и они обнялись.
— Мальчик мой, — сказал князь тихо. — Надо пережить завтрашний день. Он может быть очень тяжелым. Было бы слишком нелепо после стольких лет разлуки встретить единственного сына и… потерять его, — он высморкался в большой платок.
— Не волнуйся, отец, — Никита вдруг почувствовал себя взрослым. Он увидел, что отец постарел, слаб и болен, и нуждается в его поддержке. — Все будет хорошо.
Старый князь уже взял себя в руки.
Читать дальше