Ночь. Особняк княгини Черкасской.
Гаврила сидел в комнате, отведенной ему хозяевами, и напряженно смотрел на дверь. Где-то в глубине дома забили часы. Гаврила открыл дверь и нос к носу столкнулся с дежурившим подле его комнаты гайдуком.
— Куда, Гаврила Петрович? — почтительно спросил он.
— В парк, за дурманом.
— И я с вами, — с готовностью отозвался гайдук.
— Дурман надо собирать в полнолуние и непременно в одиночестве, а то лекарство силы иметь не будет.
Гайдук согласно кивнул головой.
— Вот и пошли. Я буду в одиночестве, и вы… рядом будете в одиночестве, — сказал он серьезно.
— Хабэас тиби! — прикрикнул на него Гаврила, — Что значит — стой здесь и чтоб тихо! — И он стремительно бросился к лестнице.
Как только Гаврила выбежал в парк, окно на вторам этаже распахнулось, и истошный женский гллос завопил:
— Лекаря!
Гаврила увеличил скорость, обогнул фонтан с мраморной нимфой, лилейной ручкой указывающей ему правильное направление. В доме уже хлопали двери, метался в окнах свет. Потом кто-то зажег фонарь, и толпа с гвалтом ринулась в парк ловить беглеца.
Гаврила мчался к решетке у Фонтанной речки, где в условленное время его ждали друзья.
Когда до решетки осталось метров десять, не больше, и уже были видны взволнованные лица Никиты, Алеши и Саши, Гаврила схватился за сердце и рухнул на землю.
— Все… не могу бежать… — прохрипел он без сил.
— Гаврила, что с тобой? — Никита стремительно перемахнул через решетку и бросился к камердинеру.
Тот негромко стонал. Почти волоком Никита подтащил Гаврилу к решетке и попытался оторвать от земли обмякшее тело, но мелькавший между деревьями свет фонаря и орущая дворня совершенно парализовали силы великого парфюмера.
— Все… конец… — причитал он. — Барин… уходите… Прощайте, Никита Григорьевич…
— Тогда вплавь! — Никита решительно столкнул Гаврилу в воду.
— Я плавать не умею, — успел крикнуть Гаврила и покорно пошел ко дну, но рука Никиты ухватила его за воротник камзола, подняла над водой облепленную тиной голову. Несколько сильных гребков, и Никита, волоча безжизненнее тело, вылез на сушу по другую сторону решетки. За спиной их бесновалась дворня княгини Черкасской. Друзья подхватили тело алхимика и бегом бросились к стоящей на верхней дороге карете. Карета сразу тронулась.
Гаврила снял со лба водоросли и зяблым голосом сказал:
— Вина бы, господа…
— Держи… — Алеша вложил в его руку бутылку токайского.
Гаврила сделал большой глоток.
— Такого помощника в науке, как Алешенька, мне никогда на найти, — сказал он грустно.
Никита рассмеялся.
— Я выучусь, Гаврила. Не робей! Мы едем в Париж!
— В Париж? Прямо сейчас? — засуетился Гаврила. — Куда ж я в мокром-то? И компоненты надо уложить. У них там, в Париже, поди, ни пустырей, ни болот…
— Не волнуйся. Успеешь обсохнуть, — успокоил его Никита.
— Кха… О Париж! О Сорбонна! — Гаврила приосанился и неожиданно тонким, скрипучим фальцетом запел: — «Гаудэамус, игитур, ювенэс дум сумус…»
— Гаврила, ты пьян. Ради всего святого, не надо латыни!
— Пусть поет, — улыбнулся Саша. — На этот раз латынь к месту. Будем веселиться, пока мы молоды! Вперед, гардемарины!..
Мчится карета по прямому, как мачта, тракту. Шумят желтеющие березы, солнце сияет… Задержка у шлагбаума — проверка документов. Чужие мундиры, чужая речь…
И опять несется карета. Стучат подковы по каменной мостовой. Мелькают чистые домики под красной черепицей…
На большом пароме карета вместе с нашими героями переправляется через реку. На другом берегу — незнакомый город с остроконечными соборами и дворцами.
И вот они уже сидят в небольшой уютной, богато обставленной столовой. Стол накрыт на четыре персоны, в хрустальной вазе — осенние цветы, горят свечи.
Гаврила, в парике и нарядном камзоле, внес на огромном блюде запеченного фазана, обложенного фисташками и шампиньонами. Ловко орудуя лопаточкой, он разложил дичь по тарелкам и вытянулся, как на параде, за спиной барина, седого человека шестидесяти лет.
— Мы по делу, отец, — сказал Никита.
Старый князь Оленев ласково положил руку на плечо сына. Никита вздрогнул и замер под этой рукой.
— Ваше сиятельство, — почтительно сказал Саша, — мы прибыли по поручению… секретному поручению, — он сделал ударение на слове «секретному», — от их сиятельства Алексея Петровича Бестужева. Велено передать вам… — Он протянул пакет.
Князь Оленев углубился в чтение, лицо его стало серьезным. Молодые люди молча ждали. Кончив читать, князь пристально всмотрелся в каждого из них…
Читать дальше