Марк Твен - Том Сойер за границей

корабле, а не то она будет носиться где попало по воле ветра.

- Так что же она делала все это время, с тех пор как... с тех пор как

произошло несчастье с профессором? - спрашиваю я.

- Носилась, - отвечает он удрученно, - ясное дело, что носилась где

попало. Сейчас ветер гонит ее к юго-востоку, но откуда мы можем знать,

давно ли он дует в эту сторону или нет.

Том взял курс на восток и сказал, что будет так держать, покуда мы не

позавтракаем. Профессор припас всего, чего только можно пожелать, лучше не

бывает. Правда, не хватало молока для кофе, но зато была вода и вообще все

что угодно - печка и все, что полагается к ней; трубки, сигары и спички,

вино и водка, - ну да это не по нашей части, - книги, морские и всякие

другие карты, и даже гармоника; и еще меха, одеяла и без счета всякой

дряни вроде медных бус и украшений. Том сказал, будто это верный признак,

что профессор собирался лететь к дикарям. Были и деньги. Да, профессор

здорово все устроил.

После завтрака Том научил меня и Джима управлять шаром и распределил всех

нас на четырехчасовые вахты - так, чтобы мы по очереди сменяли друг друга.

Когда вахта Тома кончилась, его сменил я, а он нашел среди вещей

профессора перо и бумагу и принялся писать письмо домой тете Полли. В

письме он подробно рассказал все, что с нами было, пометил его: "В

Небесной Тверди, близ Англии", сложил, запечатал красной облаткой,

надписал адрес, а сверху большими буквами вывел: "От Тома

Сойера-Эрронавта". То-то, говорит, обалдеет Нат Парсонс, почтмейстер,

когда увидит в своей почте такое письмо.

- Том Сойер, - говорю я, - ведь это вовсе не твердь, а шар.

- А кто сказал, что это твердь, чудила?

- Сам же ты на письме написал.

- Ну и что ж? Это вовсе не значит, что шар - это твердь.

- А я думал, что значит. Ну ладно, а что же тогда эта "твердь" означает?

Гляжу - он вроде смутился. Начал он рыться у себя в памяти, да, видно, не

нашел там ничего подходящего и говорит:

- Не знаю я, да и никто не знает. Это просто слово, очень хорошее слово, и

все тут. Немного найдется на свете слов лучше этого, пожалуй, их и вовсе

нет. -

- Ишь ты! - говорю. - Ну а что же оно значит? В чем его суть-то?

- Говорят тебе - не знаю. Это слово люди употребляют для... для... одним

словом, для украшения. Вот, например, кружевные манжеты. Их ведь не ради

тепла к рубашке пришивают, верно?

- Понятно, не ради тепла.

- Однако ведь пришивают же их?

- Пришивают.

- Ну вот видишь - письмо, что я написал, это вроде рубашки, а твердь - это

кружевные манжеты, которые к ней пришили.

Ну, думаю, не стерпит Джим таких слов, это уж как пить дать. Так оно и

вышло.

- Ох, масса Том, нельзя так говорить, грешно это. Вы же знаете, что письмо

не рубашка, и никаких манжетов на нем нету. Их тут вовсе и пришить-то

некуда, вам их ни за что не пришить, а если вы даже их пришьете, они все

равно держаться не будут.

- Да замолчи ты! Не говори, чего не понимаешь.

- Да неужто вы, масса Том, и в самом деле думаете, будто я не понимаю в

рубашках? Да ведь я же всегда относил белье в стирку, с тех самых пор,

когда...

- Ты что, с ума меня свести захотел? Замолчи! Это метафора, только и всего.

От такого слова мы вроде как поперхнулись и с минуту молчали. Потом Джим

спрашивает, робко-преробко, потому что видит - Том крепко обиделся:

- Масса Том, а что такое метафора?

- Метафора это... значит... гм... метафора - это... это иллюстрация.

Тут он сам видит, что от этого никому не легче, и начинает снова:

- Вот, например, когда я говорю: ворон ворону глаз не выклюет, то я хочу в

метафорической форме выразить, что...

- Да что вы, масса Том! Обязательно выклюет. Неужто вы не знаете? Вы

только подождите, пока вам попадутся сразу два ворона, и уж тогда...

- Ах, да оставь ты меня в покое наконец! Ведь в твою дурацкую башку самую

простую вещь вбить невозможно. Не приставай ко мне больше, слышишь?

Джим с победоносным видом замолчал. Он был очень доволен собой: наконец-то

ему удалось разделать Тома под орех. В тот самый миг, когда Том заговорил

про птиц, я понял, что ему тут несдобровать: Джим-то - он ведь знал про

птиц больше, чем мы оба вместе. Он их сотнями подстреливал, а так только и

можно узнать все про птиц. Те, кто пишет про птиц, так и делают. Они до

того любят птиц, что готовы ни пить, ни есть и какие угодно мучения

принимать, лишь бы найти новую птицу и подстрелить ее. Они называются