Марк Твен - Том Сойер за границей

змейки-далеко-далеко, на самом краю воды, а под нами на сотни миллионов

миль простирался бесконечный океан, с бешеным ревом вздымая огромные валы.

Мелкие брызги рассыпались по гребням. Кое-где барахтались одинокие жалкие

кораблики. Они то накренялись с борта на борт, то тыкались вверх носом или

кормой. Вскоре и кораблей не стало, и теперь все небо и весь океан были

наши. Никогда не видывал я места просторнее и пустыннее.

Кругом становилось все более мрачно и уныло. Над нами было огромное,

бездонное небо, внизу простирался совершенно пустой океан - одни волны и

больше ничего. Вокруг нас, там, где небо сходится с водой, было кольцо -

совершенно правильное круглое кольцо, и казалось, что мы застряли в самом

центре - тютелька в тютельку. Хотя мы и неслись с бешеной скоростью,

словно степной пожар, но все равно ни на дюйм не продвигались вперед и

никак не могли выбраться из этого самого центра. Нас просто мороз по коже

подирал - уж до того это было странно и непонятно.

Вокруг стояла такая тишина, что мы тоже стали говорить шепотом. Постепенно

нас до того жуть одолела, что и вовсе разговаривать расхотелось. Вот мы и

принялись "мыслить", как Джим выражается, и очень долго сидели молча.

Профессор все время лежал тихо. Когда поднялось солнце, он встал и

приложил к глазам какую-то трехугольную штуковину. Том сказал, что это

секстант: профессор определяет им положение солнца, чтобы узнать, где

находится шар. Потом профессор начал что-то вычислять, заглянул в какую-то

книжку, ну а после опять за старое принялся. Много всякой чепухи он

наболтал и между прочим заявил, что будет держать скорость в сто миль до

завтрашнего вечера, покуда не опустится в Лондоне.

Мы ответили, что будем весьма признательны. Профессор глядел в другую

сторону, но, услыхав это, мгновенно обернулся и окинул нас таким страшным,

злобным и подозрительным взглядом, какого я еще в жизни не видывал, а

потом и говорит:

- Вы хотите меня покинуть? Не пытайтесь отрицать.

Мы не знали, что ответить, и потому молчали.

Профессор пошел на корму, сел, но видно было, что мысль о нашей измене

никак не выходит у него из головы. Он то и дело выкрикивал что-нибудь про

это и хотел заставить нас отвечать, но мы помалкивали.

Кругом было до того пустынно и уныло, что мне совсем невтерпеж сделалось,

но когда начало смеркаться, то стало еще хуже. Вдруг Том ткнул меня в бок

и прошептал:

- Смотри!

Глянул я на корму и вижу, что профессор тянет что-то из бутылки. Это мне

сильно не понравилось. Вскоре он хлебнул еще разок, еще, а потом принялся

петь. Тем временем наступила ночь, надвигалась гроза. Профессор все пел и

пел - каким-то диким голосом, а тут еще загремел гром, в снастях завыл и

застонал ветер, и совсем жутко стало. Было так темно, что мы уже не могли

видеть профессора. Нам очень хотелось, чтоб и голоса его не слышно было,

но все равно он до нас доносился. Потом он замолк, но не прошло и десяти

минут, как мы заподозрили неладное, и нам захотелось, чтоб он опять поднял

крик, - тогда бы мы хоть знали, где он сидит. Вдруг сверкнула молния, и мы

увидели, что профессор встает, но он был пьян и потому зашатался и упал. И

тут мы услышали в темноте крик:

- Они не хотят ехать в Англию! Отлично! Я возьму другой курс. Они хотят

меня покинуть - пусть покидают, и притом немедленно!

Я чуть не помер со страху, когда он это сказал. Тут он снова умолк и

молчал так долго, что я просто не мог больше выдержать, и мне стало

казаться, что молнии уж больше никогда не будет. Наконец все же блеснула

молния, и мы увидели, что профессор ползет на четвереньках в каких-нибудь

четырех футах от нас. Ох, посмотрели бы вы на его глаза! Он кинулся к Тому

и закричал: "Отправляйся за борт!", но тут снова стало ужасно темно, и я

не мог разглядеть, схватил он его или нет, а Том не произнес ни звука.

Снова наступило долгое, мучительное ожидание, потом опять сверкнула

молния, и тут я увидел, как голова Тома опускается куда-то под лодку и

исчезает. Он повис на веревочной лестнице, которая болталась в воздухе за

бортом. Профессор завопил и кинулся к нему, но тут опять наступила тьма.

- Бедный масса Том, пропал он совсем! - простонал Джим и бросился на

профессора, но того уж и след простыл.

Вдруг раздались дикие вопли, потом послышался еще один крик - потише, а за