Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах

— Если кто-нибудь передумал, ещё есть время отказаться.

Никто не шевельнулся.

Те, кто слыл мастером на все руки, получили молотки и железные клинья; Рольф был очень горд, что в эти избранные попал и он.

Ночью собрались тучи, и в кромешной тьме добровольцы переправились через Саранак. Разделившись на два отряда, никем не замеченные, они подползли к батарее с двух сторон. Возле неё триста солдат крепко спали, и только часовые вглядывались во мрак сквозь ледяную крупу, сыпавшуюся с чёрного неба.

Все приготовились, и Макгассин громовым голосом скомандовал:

— Вперёд!

Вопя во всю глотку, громко топоча, молодые добровольцы ринулись на батарею. Англичане были захвачены врасплох, часовых опрокинули, а остальные, решив, что на них напала вся армия Макомба, на несколько минут пришли в полное замешательство. Дробно залязгали молотки. Клинья один за другим расплющивались в запальных отверстиях. Вскоре все пушки до единой стали не опаснее брёвен, и смельчаки, не дав ошеломлённым врагам опомниться, мгновенно попрыгали с обезвреженной батареи и вернулись на свой берег, не потеряв ни единого человека.

Сэр Джордж Превост не собирался брать Платсберг, пока не будет уничтожена американская озёрная флотилия, но теперь, после вылазки Макгассина, он решил начать штурм безотлагательно, полагая, что не позже чем через три часа город будет взят.

Он назначил, каким полкам переходить по какому мосту или броду, а два отправил перейти реку милях в двадцати выше по течению, чтобы перехватить остатки бегущей американской армии.

Утром Платсберг был разбужен возобновившейся канонадой. Несколько человек были убиты, рухнуло несколько стен и печных труб, но земляные укрепления остались целы.

Обитатели города, к собственному удивлению, быстро привыкли находиться под огнём, и не только школьники, но даже их сёстры спокойно занимались своим делом, пока над головами у них свистели ядра и пули. Изредка, правда, какой-нибудь стрелок на редутах оказывался жертвой собственной неосторожности.

Часов около десяти наступило затишье. Защитники Платсберга, от седых стариков до мальчишек, заняли свои посты, каждый с собственным ружьём и сумкой, полной пуль. Кое-кто из самых юных был бледен, у некоторых дрожали пальцы, но держались они твёрдо.

Стрелки расположились по всем укреплениям, а в четырёх местах — напротив мостов и бродов — были поставлены самые лучшие, в том числе Рольф и многие другие из отряда Макгассина.

Хотя настил с мостов был снят и употреблён для постройки баррикад, но устои и соединительные балки остались целы, и к обоим мостам приближались шеренги солдат в красных мундирах, выдавая замысел своего генерала.

В те дни дальнобойность ружья не превосходила ста ярдов, и американцам было приказано не стрелять, пока противник не достигнет дубовой рощи на том берегу, прямо напротив главного моста, длина которого равнялась пятидесяти ярдам.

Англичане приближались словно на параде. Воцарилась тишина, и до них ясно доносился голос американского офицера, отдававшего команды. Какое, наверное, странное чувство испытывали ветераны, сражавшиеся с французами в Испании, на Рейне и в самой Франции, атакуя противника, говорившего на одном с ними языке!

Над укреплениями разнёсся бас Макгассина:

— Без приказа не стрелять!

Красные мундиры быстро приближались, вот они оказались у ярдового предела.

— Целься ниже! Пли! — скомандовал Макгассин.

Затрещали выстрелы, и ряды красных фигур среди дубов поредели.

— Вперёд! — крикнул английский офицер, и его солдаты бросились на мост.

Однако защитники стреляли непрерывно, и бегущие к мосту спотыкались о тела товарищей.

— Вперёд! — Доблестный английский капитан первым прыгнул на среднюю балку моста, размахивая шпагой.

Тотчас образовалось три колонны — каждая перед своей балкой.

Лишь пятьдесят ярдов отделяли их теперь от бруствера и пятисот ружей, нацеленных на мост. Первым с пулей в сердце упал капитан, и его унесла река. Но три колонны продолжали двигаться вперёд, навстречу беспощадному граду свинца. Словно овцы на бойню, они целых полчаса продолжали идти вперёд ровным шагом. Ни один не повернул назад, не остановился, хотя все знали, что идут они на верную смерть. Никому не удалось добраться до центрального пролёта, и вздувшийся от осенних дождей Саранак уносил раненых. Сколько сотен мужественных людей были принесены в жертву в этот день, не знал никто. Тот, кто приказал идти в атаку, был убит, и тот, кто заменил его, и заменивший заменившего — и вода в реке покраснела. Кровавым Саранаком стали называть её с той поры. Полк был уничтожен, и штурм на время прервался. Рольф стрелял, как и все вокруг, но у него сердце сжималось при виде бессмысленной гибели стольких храбрецов. И он вздохнул с облегчением, когда прибежавший ординарец сказал, что его требуют в штаб. Час спустя он уже плыл по озеру в Берлингтон, чтобы сообщить новости и вручить инструкции тамошнему старшему офицеру.