Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах

Едва Изерд ушёл из Шамплейна, как английские войска под командованием Брисбейна двинулись вперёд и заняли его покинутый лагерь.

Рольф, примерно определив их численность, тут же отправил Куонеба с донесением, а сам ночью ушёл на десять миль по дороге к Чейзи. За это время он успел перезнакомиться со многими обитателями здешних мест, и его всюду принимали сердечно — и не только потому, что он был разведчик и рисковал жизнью ради родной страны, но и потому, что красивый, умный, молчаливый юноша всем внушал симпатию. Давно известно, что в светской гостиной простой охотник чувствует себя свободнее простого фермера. Он умеет соблюдать спокойную невозмутимость, не смущаться по пустякам и держится с достоинством, вызывающим невольное уважение. В гостиных Рольф был истинным охотником, а потому самые именитые люди в окрестностях озера Шамплейн охотно принимали его у себя. В сентябре 1814 года он гостил у судьи Хаббла в Чейзи: уходил в разведку каждый день, а ночевать возвращался под радушный кров судьи.

И вот 12 сентября с вершины высокой сосны на лесном холме он увидел, что у Шамплейна сосредоточена армия численностью в десять, если не в пятнадцать тысяч человек, и авангард уже движется по дороге на Чейзи.

Судья Хаббл поспешно созвал испуганных соседей, чтобы обсудить с Рольфом положение и, главное, решить: «Как быть с нашими семьями?»

Кто-то один принялся с ненавистью поносить англичан:

— Помните, как они сожгли Вашингтон? А в Бланденсберге не щадили даже женщин и детей!

— Про женщин и детей всё оказалось чистейшей выдумкой, — возразил Хаббл. — А единственный мародёр, ограбивший чей-то дом, был расстрелян собственным офицером.

Другие поддержали судью: в Платсберге англичане никому ничего дурного не сделали. Полковник Мэррей строжайшим образом приказал не трогать частные дома, а жгли только военные склады да казённые здания. Правда, офицеры квартировали у местных жителей, но они за всё платили, а если что и случалось, так по недоразумению. И за испорченный ковёр английский офицер, у которого тогда не было денег, прислал возмещение через несколько месяцев.

В конце концов было решено, что Хаббл с Рольфом и всеми мужчинами селения присоединятся к американской армии, а женщины и дети останутся дома.

Однако, когда мужья и отцы целовали на прощание своих домашних, многие щетинистые щёки увлажнились слезами при страшной мысли: «Это же война!» Но они торопились успокоить себя: «Ведь известно, что англичане старательно следят, чтобы с женщинами и детьми ничего плохого не случилось!» И они вытирали слёзы, подавляли готовые вырваться рыдания, вскидывали ружья на плечо и уходили воевать, оставляя семью на милость Бога и англичан.

И последние не обманули их ожиданий. Под угрозой смертной казни сэр Джордж Превост добился скрупулёзного соблюдения приказа, запрещавшего причинять какой-либо вред детям, женщинам и их собственности. Как и прежде, мирные жители остались целы и невредимы, невзгоды же терпели лишь те немногие, кто из страха всё-таки укрылся в безопасности среди лесистых холмов.

Сэр Джордж Превост со своим штабом из десяти офицеров остановился в доме судьи Хаббла. Миссис Хаббл нелегко было готовить завтраки, обеды и ужины для такой большой компании, но обходились они с ней почтительно и каждый вечер, не зная, долго ли ещё тут пробудут, оставляли на столе деньги за стол и постель.

Так прошло три дня, а затем отряд приготовился выступить.

— На этой неделе Платсберг, а на следующей — Олбени, и потому, сударыня, разрешите с вами проститься, — учтиво сказали они и весело вскочили на лошадей.

— До свидания, господа, но расстаёмся мы не надолго: ведь вы скоро вернётесь, повесив носы, — ответила она.

— Если бы это сказал мужчина, — воскликнул сэр Джордж, — я потребовал бы от него сатисфакции, но прекрасной даме и нашей очаровательной хозяйке я только дам обещание: когда ваше пророчество сбудется, каждый из моих офицеров во главе со мной, проезжая мимо, бросит к вашему порогу свой кошелёк!

И они двинулись дальше: тринадцать тысяч отлично обученных солдат, а между ними и Олбени — ничего, кроме двухтысячной регулярной армии да четырёх тысяч неопытных ополченцев, и ещё — Макдона на озере.

В Платсберге защитники города были исполнены твёрдой решимости, и укреплял её высокий серьёзный молодой человек, который пытался образумить Хэмптона в Берлингтоне, — капитан, а теперь генерал Макомб. Ничто не было упущено, каждая неожиданность предусмотрена, все, кто мог стрелять, призваны под ружьё. Макомб словно бы не знал усталости и, казалось, помнил по имени всех своих подчинённых, а они платили ему полным доверием — в такой мере, что не только никто не пытался улизнуть из форта под покровом ночного мрака, но, наоборот, туда прокрадывались с холмов люди, ничего не смыслившие в военном деле, но все, как на подбор, силачи и стрелки, бьющие без промаха.