Владимир Файнберг - Завтрашний ветер

Но когда я с вёслами на плече поднялся домой, Владилена Алексеевича там уже не было.

Вместо него на веранде сидела, дымя папироской и разговаривая с матерью, тётка из киногруппы.

— А вот мой Валера, — сказала мать. — Ты чего так быстро управился?

Я поставил вёсла у сарая и только махнул рукой — стану я рассказывать при посторонних!..

— Вашего мальчика я уже знаю, — сказала тётка, мельком взглянув на меня, — вы и его предупредите. Это очень серьёзно. Нужен режим. Вы сами должны понять — Владилен Алексеевич нуждается в полном покое. Дни его сочтены. Академик Пресман сказал, что скоро наступит конец. Вы понимаете?

— О господи! — сказала мать. — Он же ещё совсем молодой…

— Тридцати нет, — вздохнула тётка. — Его и в Англию посылали к специалистам. Болезнь неизлечима. От него это скрыли, но мы знаем: сначала отнимутся ноги, руки, потом речь, дыхание…

— Вот напасть! — сказала мать. — Может, ему в больницу? Кто же его, злодей, работать‑то заставляет?

— Сам.

— Неужто?

— Представьте. Говорит — без работы я бы уже давно умер. Он ведь почти всю картину снял в таком состоянии. Мы приехали доснять кое‑что, через неделю — в Москву… Ну хорошо. Мне пора. — Тётка поднялась с табуретки. — О том, что я с вами говорила, пусть он не знает. И ты, мальчик, — как тебя зовут?

— Валера.

— И ты, Валера, пожалуйста, не проговорись Владилену Алексеевичу, что знаешь о его беде. Хорошо?

— Ладно.

— Обеспечьте полный покой. Лекарства у него есть. Если что — немедленно сообщите нам в гостиницу.

— Ой, беда! Ой, беда! — запричитала мать.

— До свидания, Ефросинья Васильевна, мне пора на съёмки! До свидания, мальчик…

Она уже дошла до калитки, когда я опомнился и догнал её:

— Тётенька, а где эти съёмки? Можно мне поглядеть?

— Конечно. Можешь пойти со мной.

— Куда вяжешься?! — крикнула мать с крыльца веранды. — Иди есть, не завтракамши…

Но я уже был за калиткой. Я готов был бежать впереди тётки. Только не знал куда.

Как же я сразу не понял, что надо бежать на футбольное поле! Зря они, что ли, набирали целых две команды наших пацанов?

У нас в посёлке есть стадион, самый настоящий, возле самой ГЭС и есть простое футбольное поле.

Так вот кино снимали почему‑то не на стадионе, а далеко — на обыкновенном пыльном поле рядом «с совхозными виноградниками. Может, они не слыхали про стадион?

Когда мы с тёткой подошли к виноградникам, там уже стояли все машины киногруппы: и автобус, и легковая, и грузовые фургоны с какими‑то гудящими штуками, и прожектора, которые вспыхивали синеватым, слепящим светом, хотя день был и так солнечный. Поодаль были ещё какие‑то машины. Много машин.

Пацаны бегали по полю с мячом, только никакой настоящей игры не было, потому что все то и дело останавливались и смотрели на артистов, кинооператора и Владилена Алексеевича, который сидел на раскладном стуле под огромным зонтом и разговаривал с каким‑то косматым и бородатым дядькой.

Вокруг них суетились парни с блокнотами, маленькими приборами, непонятными мне. Все они, как на подбор, были в таких же синих техасских брюках с широкими отворотами, как у Владилена Алексеевича.

А рядом в тени виноградника сидели на земле в платочках и простых платьях работницы совхоза. Человек пятнадцать. Никого из них я не знал. Только одна, самая молодая, показалась знакомой.

Я подошёл поближе.

— Что, Сычёв, не узнаёшь?

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности — это была Наташка Познанская! Вот так переоделась! Ни за что б не догадался! Смотри ты какая ловкая — в артистки записалась!

— Узнаю, — сказал я нарочно скучным голосом, чтоб не воображала.

— Значит, всё‑таки можно узнать? — Наташка обрадовалась. — А я боялась: снимут, а потом никто и не поверит, что это я она самая и есть.

Работницы вокруг засмеялись, и тут я понял, что это всё самые настоящие артистки, только переодетые.

— Ребята! — вдруг сказал Владилен Алексеевич в громкий аппарат, висящий у него на груди. — Я ведь просил вас играть без дураков. Серьёзно. Вас две команды. Начинайте матч. Всё равно снимать по–настоящему сегодня не будем. Это только репетиция. Зато каждый участник выигравшей команды получит по эскимо. Устраивает?

— Ура! — завопили нападающие, защитники и вратари, занимая свои места на футбольном поле.

— Начинайте! — сказал Владилен Алексеевич и тут же дал знак рукой косматому дядьке.

Тот направился было к артисткам, переодетым работницами совхоза, но тут тощий кинооператор, который, как в засаде, сидел скорчившись в винограднике со своим огромным киноаппаратом, встал во весь рост и крикнул: