Алексей Горобец: А небо – уже в снегу…

Памяти Тамары

Свой тайный свет, своя длина волны,
Помехи, фон…
Кто знает? Может статься,
Всё это – чтоб вернее затеряться
В глухой траве межзвёздной целины.

Светлы и праведны
Грехи земной весны!

Мне до тебя уже не достучаться…

Но в солнечных лучах,
В ветвях акаций,
В скрипичных снах ночных радиостанций –
О, как они ярки, протуберанцы

Твоей
Неугасающей волны…

Памяти Тамары

Пишу письмо – давно тебе пишу –
На кисее дождя, в линованной тетради
Трамвайных улиц, истинности ради
Все мелкие детали привожу.

Почтовый дилижанс куда-нибудь
Его свезёт. Мне адрес неизвестен.
Но лошадям овса, вознице – песен
И мудрости достанет на весь путь.

А впрочем, торопиться ни к чему,
Поскольку – зимний дождь,
И мостовая
Скользит, звенит, подковы обрывая
У лошадей почтовых,

И уму
Непостижима дикость расстоянья,
Что вдруг легло меж нами…
И стоянье
В очередях, где прошлогодний снег
Дают задаром (было бы желанье
Его спросить) – бессмысленно:
Он – снег.

Он знает срок, он снег,
Он изначально
Нам неподвластен –
Здесь, тем паче – там…
И по заросшим силовым полям
Петляя дилижанс, как будто впрямь
Он тягло и возница,
И в звучанье
Его рожка – сиротство бытия,

Где сам не зная, сберегаю я

И мокрядь луж,
И кисею дождя.

2001

Как же слякотен первый снег!
Вот он падает вниз, на землю…
Я приемлю её, подъемлю,
Эту осень, одну для всех.

Эту тёплую дымь, пургу,
Я давно перед ней в долгу –
Возлюблю я её, смогу
В толчее быть, в бедламе, в гаме,

Где кружится грязь под ногами,
Ну, а небо – уже в снегу…

Ткнулись в пыль
Сердитых капель рыльца.
Замолчал и спрятался петух.
От ненастья торопясь укрыться,
Пробежал по ниточке паук.

Паутина, путаница слухов,
Всхлипов, разговоров, луж – и вдруг
Ахнул гром – и загремел, заухал
Ливень
И обрушился на луг.

И подспудно,
Смутно понимая,
Что означен, начат зимний путь,
Он сверкал, страдал у края мая,

Мокрыми руками обнимая
Высоту, которой не вернуть.

Мне нечего сказать себе, пожалуй.
В пустых вощинах мёду не сыскать.
Душа стара – седа, ни дать, ни взять:
Скрипучий стол, горбатая кровать,
И навсегда здесь поселилась жалость.

И что с того, что было нам постигнуть
Дано любовь, восторженность… Увы!
Самообман – лишь версия судьбы,
Где и найти, и потерять не стыдно.