Алексей Горобец: А небо – уже в снегу…

К полудню – оживленье, ропот, рокот
Оттаявших ручьёв, и гарь, угар,
Где старый путь Сухуми – Краснодар
Кружит – и ненадёжен, и неточен.

И смотрится асфальт совсем чужим,
И на дорожных знаках – многоточья,
И оступиться ты неправомочен,
И за душой –
Всё та же хмарь и дым…

И будто день уже не для работы,
И будто ночь уже не для любви,
Последнюю надежду на исходы
Счастливые – иди, зови, лови…

О чём он помнит,
Что он знает,
Совсем свихнувшийся мороз!
Твой гололёд,
Твой лёд – и наледь! –
Закрыли о весне вопрос.

Но затаившаяся похоть
Ветров
Вдруг землю обнажит,
И будет преть,
Стонать и охать
Земля, и значит – будет жить.

И лето где-то сформирует
Птиц перехожих первый клин,
И оперит их
И обует,
И поведёт среди руин.

И образумит,
И охает
Весну, усталую от слёз,

В сугробах,
Там, где отдыхает
Упавший на спину мороз.

Какая высь!
Какой покой и воля!..
Не сдержит влаги обострённый глаз.
На траверзе своих подзвёздных трасс
Они уходят, окликая нас,

И ты на миг,
На жалкий миг, не боле! –
Очнёшься,
Чтобы тихо возрыдать

Над тем,
Чего ты смолоду не понял,
Что в старости – уже и не понять…

В усадьбе, где вишнёвый сад
Раскинул розовые крылья,
Где сны, побасенки и были
Хранят истлевший свой наряд,

О, я всему, всему здесь рад!
Уже который век подряд
В усадьбе, где вишнёвый сад,
Брожу, не замечая пыли…

Как Фирс, которого забыли.

И всё затихло. Тучи улеглись.
Пригаснул ветер,
Дождь свернулся в морось,
И ломаных ветвей сухая хворость
Запуталась, упала, пала ниц.

Умчалась буря.
Спор любви с судьбой –
Он завершён, решён для нас с тобой:
Чертополох да подзаборье хрена,
Блистанье луж, валежник под ногой…
И эта морось и ночной покой
Души земной –

И суета вселенной.

Поверю снам, доверюсь музе я
И прогоню тоску взашей.
О, эта вечная иллюзия
Любви, уставшей от дождей!

Как льют дожди!..
И нам не верится,
Что есть им и предел, и срок,
Что для весны – пустяк, безделица
Весь этот вздыбленный поток.

Как льют дожди! –
Ретивы, пылки,
И ни узды им, ни вожжей…
И в страх вгоняют сторожей
Грозы трескучие ухмылки,

И бредят косы и косилки
Травой,
Заждавшейся ножей.

И всё-то нам по жизни не хватает,
Чего – давно и тихо не пойму.
Хватаешься за строчку – исчезает
Опора слов,
За слово – слово тает
И что-то тайное своё нам оставляет
В закатном, синем, облачном дыму.

И мы, теряясь, то горим, то стынем
В вечерней мгле – и тихо дорожим
Вот этим счастьем – облачным и синим,
Случайным, вроде бы,
И оттого – большим…

Мороз пригас, приглох, но грязь достала.
И от грачей ни радости, ни проку.
Зима ушла поспешно и до срока:
Не стало снега – и зимы не стало.

И влажное, вспотевшее светило,
Набросив кисею слепых дождей
На лица, руки, голоса людей,
Для нас с тобой зимы не отменило.

И хвойных чащ лесное забытьё
Плывёт смолой, теплом – а нам морозно,
И розно, и неправедно, и слёзно…

И, вечные, уходят в небо сосны,
Прощая нам и правду, и враньё…

Не суетливым быть, а деловым
Житейская нас мудрость призывает.

О, этот мир проснулся и зевает,
И квохчет кочет, и фырчит и лает
Дворовый пёс, и неосуществим
Твой стон насчёт свободы и покоя.

День тронулся – просторно и легко, и
Ему твои печали ни к чему.
И всё, что достаётся одному
Ему – оно вполне твоё по праву:
И хмель в саду, кудряво-кучерявый,
И старого платана ствол корявый,
И плесень в неухоженном дому –

Где, нищие, мы честно, деловито,
Пока ещё свобода не забыта,
Осуществляли некий тайный план.
Мы так старались, что рыдал диван,

И щерилось разбитое корыто,
И в будущее дверь была открыта,
И утренней зари вино разлито,