Сергей Ермолинский - Синее море

П и с а т е л ь в о б л е з л ы х б о б р а х. Сумасшедший остается сумасшедшим. А вашему Блоку я лично руки не подаю. Демонстративно отворачиваюсь, когда он входит.

В о ч е р е д и. Совершенно логично. Я тоже не подам ему руки как гражданину, но считаю возможным поздороваться с ним как с человеком.

— Вот-вот-вот! Наши вечные интеллигентские нюансы!

— Он истерик! Я всегда говорила, что он истерик. Но я уверена, он одумается и напишет «Антидвенадцать». Время заставит его понять и сделать это.

П и с а т е л ь в о б л е з л ы х б о б р а х. Но простим ли мы? Кому из нас не ясно, что все это временно? Мы увидим еще сияющие фонари на Невском! Мы еще будем завтракать у Альбе́ра, мы еще будем ездить бриться к Молле́, мы еще…

С т а р у ш к а. Святой Георгий, я всю жизнь преклонялась перед Блоком. Ведь он женат на Менделеевой!

В о ч е р е д и. Зинаида Гиппиус ловко его отделала:

— Совершенно изумительно.

— Но, говорят, он будет читать реферат о Пушкине!

П и с а т е л ь в о б л е з л ы х б о б р а х (взрываясь от гнева) . Что?

Так, что ли?

Нет уж, извините, я не желаю слушать речь большевика о Пушкине! Сыт по горло!..

Но тут совсем рядом забарабанили на расстроенном рояле — из Гуно, из «Фауста». Какие-то парочки тотчас начали вертеть вальс. И поднялось несуразнейшее веселие! Гремел голос Н и ч е в о к а. ТРАКЛЕН ТРАКЛИ-БАБА, ТАБА, ДЗИНЬ ГИТАРА, ДЛИНГА, ДЗИНГА, ДИНГА, ГОМЕРОМ СРАЗУ СРАЗИТЬ ХОЧЕТ В ПРОЛЕГОМЕНАХ НОЧИ… И вперемешку: НИСПРОВЕРГАЛ В ТАВЕРНАХ ВЫСОКОМЕРИЕ ЛУИ КАПЕТА, В ТЕ ВРЕМЕНА ЕЩЕ ВСЕ ЗНАЛИ МИРАБО… А потом И м а ж и н и с т в цилиндре: КРОВЬ, КРОВЬ, КРОВЬ В МИРУ ХЛЕЩЕТ, КАК ВОДА В БАНЕ ИЗ ПЕРЕВЕРНУТОЙ ЛОХАНИ… И вперемешку: ПЕРЕШАГНИ, ПЕРЕСТУПИ, ПЕРЕ… ЧТО ХОЧЕШЬ!.. И вальс все громче и ужаснее. Крутятся д е в и ц ы с п о э т а м и разных и вычурных мастей. Завихрилось вокруг, сбивая степенную очередь за кашицею…

В этот момент входит Б л о к.

Все сразу оборвалось и смолкло. Д е в и ц а с б а н т о м, взлетевшая в небо на руках П о э т а в о б м о т к а х, застыла в восхищении: «Блок!» Прокатился шепот: «Блок, Блок!..» Но большинство в очереди, тотчас сомкнувшись, демонстративно повернулось к нему спиной. Шепот замер. Спины, спины.

Б л о к (танцующим) . Послушайте, я обращаюсь к вам, неужели вас ничего, кроме этого, не интересует?

И м а ж и н и с т. Чего — этого?

Б л о к (нахмурившись) . Стихов. Танцев.

О д н а и з д е в и ц. Здесь холодно, вот мы и танцуем, чтобы согреться.

П о э т в о б м о т к а х (сбросив Девицу с бантом на пол) . Ха! А может, есть и такие, кому абсолютно негде ночевать? И кроме того… (веселясь) .

Д е в и ц а с б а н т о м. Стихи, стихи, стихи! Ничего, кроме стихов, нас не интересует!

В т о р а я д е в и ц а. Ничего, кроме стихов!

И м а ж и н и с т (Блоку) . Вас удивляет? Нас влечет к себе образ вне всякого смысла: как таковой.

Б л о к. Простите, не понял?

И м а ж и н и с т. Вы устарели, Александр Александрович, не пугайтесь. Еще в начале восемнадцатого мы прокричали: «Кровью плюем зазорно богу в юродивый взор…»

Д е в и ц а с б а н т о м (продолжая) . «…Сам попригрел периной мужицкий топор…»

В т о р а я д е в и ц а (восторженно) .

Б л о к. Ради бога, не надо. Кощунство это.

И м а ж и н и с т. Но зато абсолютно в стиле эпохи. Освободитесь от идей. Они напрасны.

Т р е т ь я д е в и ц а. Мы ничевоки! Да здравствует пустота!

И м а ж и н и с т. Слышите, Александр Александрович! Устами младенца глаголет истина! Устарели ваши астральные дамы, полувидения, полутени, полуужасы. Они, как бумеранг, придавили вас самого!

О д н а и з д е в и ц. Блок! Вы душка!

И м а ж и н и с т. Как видите, вас еще обожают, но после вас уже проветривают комнаты.

П о э т в о б м о т к а х (торжествующе декламирует) . Отчего я такой органный, величественный, простой и радостный?.. (Обхватив двух девиц.) О женщины! Двухсполовиноаршинные куклы! Хохочущие, бугристотелые, носящие весело-желтые распашонки и матовые висюльки-серьги, любящие мои альтоголосые проповеди и плохие хозяйки… О, как меня волнуют такие женщины!..