Старик: Вы уж извините меня, но пить чай с картинным изображением человека я ещё не научился – это всё равно, что пить водку, чокаясь с зеркальным своим отражением, видя в нём собутыльника.
Распутин: Да уж пей, конечно, один, тем более что, как я посмотрю, пить тебе, если исключить нас с Аннушкой, таки, не с кем. Живёшь, видать, как бобыль, в глухом одиночестве? Вот и мадеру мою любимую, что на полке у тебя стоит, тоже гложешь, наверно, один, али с зеркалом? (глухо смеётся)
Старик: Угадали, живу, действительно, в одиночестве. Но, с другой стороны, так легче писать – никто не мешает. Поэтому чай буду пить один, а вы ответьте мне, пожалуйста, на вопрос: если то, что здесь происходит, полтергейст, то не он ли вызвал ваше здесь появление? Или, наоборот, не ваше ли здесь присутствие, правда, в запечатлённом на холсте виде, явилось причиной необычных этих аномальных явлений?
Распутин: Может быть, как знать? Я ведь всегда обладал этими, как ты называешь таким чудным словом, аномалиями. Вот у вас сейчас по телевидению идёт каждый день передача «Битва экстрасенсов», так вот это про меня. Правда, не совсем, ибо я и видел, что случится с Россией, и постоянно говорил об этом. Вот и сейчас вижу жуткую картину, где-то под Смоленском она случится, но только не с нашими людьми. И произойдёт это весной 2010 года. Да, точно, а вот кто повинен в этой трагедии, останется загадкой. Так и не решённой никем… Однако, я отвлёкся. Мне многие не верили, считали шарлатаном, а я умел лечить людей божественной молитвой. Ну а лечить телеграммой из ваших теперешних, наверно, никто не может, а я вот вылечил. В 1914-м, когда в Спале, что в Юго-Восточной Польше, у цесаревича началось внутреннее кровоизлияние и лучшие тогдашние профессора Фёдоров, Деревянко и Раухвус ничем не смогли ему помочь, я выслал из Покровского всего лишь несколько слов императрице, и кровь остановилась. Помню даже текст посланной телеграммы: «Господь увидел твои слёзы и услышал твои молитвы. Не сокрушайся больше. Твой сын останется жив». Да и тебя, Аннушка, в 1915-м после железнодорожной катастрофы, когда все наши светила тебя уже похоронили, я, можно сказать, вытащил с того света. Помнишь?
Вырубова: Как не помнить? Помнила, конечно, всю жизнь, да и любила я тебя очень и за то, что с того света вытащил, и вообще, хотя близости, о которой понаписали многочисленные «свидетели», у нас ведь с тобой не было?
Распутин: Не было, каюсь.
Вырубова: Да и быть не могло, поскольку оба мы являлись, в высшей степени, духовными людьми, людьми, любящими только Бога – и никого больше.
Старик: Рискую быть клеймёным, возможно, за клевету, но, извините меня за откровенность, (делает паузу, опуская при этом глаза) в Вашей девственности, которая установлена путём многочисленных экспертиз, усматривают не высокое духовное начало, не импотенцию лейтенанта Александра Вырубова, то есть мужа Вашего, и, уж тем более, Григория Распутина, а Вашу психосексуальную патологию.
Распутин (грозно): А вот тут я бы не стал вводить в краску женщину и проводить психологическое расследование, тем более что для этого надо быть специалистом, коим ты не являешься!
Старик: Прошу прощения, но про всё про это уже написаны горы исследований. Причём, как подлинных, так и сделанных по определённому заказу. У комиссии Керенского одно, у большевиков другое, у финнов третье. У Вашей дочери Матрёны – четвёртое. Но вот в этом пункте все они почему-то сходятся в одном и том же.
Вырубова: Да, сходятся, и я не стыжусь этого. Не стыжусь перед Богом, так как только ему посвятила свою жизнь, и Он об этом знает.
Старик: Слов нет, вы действительно святые люди. И Вы, Анна Александровна, и уж, тем более, Вы, Григорий Ефимович. В вашу честь должны звонить колокола всех соборов, писаться картины, зажигаться свечи. (берёт связку свечей и, продолжая говорить и слушать, идёт по периметру комнаты и в определённых местах зажигает свечи. И по мере их разгорания на висящих картинах, к удивлению старика, начинают высвечиваться портреты Николая II, царицы Александры Фёдоровны, их дочерей и цесаревича). Вы и у Александры Фёдоровны с Вашей святостью и предсказаниями в качестве лекаря и предсказателя тоже, наверно, были первым?
Распутин: Первым, конечно, я не был. Первым был Дмитрий Ознобишин из Козельска, затем была – недолго, правда, – Матрёна-босоножка. Потом обосновался при дворе некий Филипп из Парижа, проходимец, каких свет не видел, но он ошибся с наследником: вместо мальчика, которого тот предсказал, Алекс родила Анастасию. Все они пытались примирить свой колдовской мир со Святым Писанием, но ничего у них из этого не вышло. Ну, а затем пригласили меня, правда, в связи с моими предсказаниями и, конечно, с болезнью цесаревича.
Читать дальше