Николай Эрдман - Мандат

Павел Сергеевич.А ты?

Варвара Сергеевна.Кажется, тоже немножко жива.

Надежда Петровна.Арестуют они меня, окаянные, сейчас арестуют.

Павел Сергеевич.Товарищ, обратите внимание, мы – дети, честное слово, дети, как говорится, цветочки будущего.

Надежда Петровна.Мне это платье Тамара Леопольдовна подсунула, честное слово, – Тамара Леопольдовна.

Павел Сергеевич.Ну какой вам, товарищ, прок, если вы нас застрелите, скоро наша мамаша придет, это дело другое.

Надежда Петровна.Вы мне прямо скажите: вы большевики или жулики?

Павел Сергеевич.Мы беспартийные, товарищ, третьей гиль­дии.

Надежда Петровна.Ну, слава тебе господи, значит, жулики. Караул, грабят!

Павел Сергеевич.Мамаша!

Надежда Петровна.Караул, застрелю!

Павел Сергеевич.Да что вы, мамаша, это я, Павел.

Надежда Петровна.Неужто ты?

Павел Сергеевич.Я, маменька.

Варвара Сергеевна.Он, маменька, он.

Павел Сергеевич.Да разве вы, маменька, сами не видите?

Надежда Петровна.Кого же я, Павел, могу увидеть, когда я на оба глаза зажмурена.

Павел Сергеевич.Мамаша, сию же минуту откройте глаза, иначе может произойти катастрофа.

Надежда Петровна.Как же я, Павлушенька, их открою, ког­да он, того и гляди, выстрелит.

Павел Сергеевич.Мамаша, вы опять на меня нацелили. По­верните его, мамаша, к себе дыркой, дыркой, дыркой к себе поверните, цельтесь в себя, цельтесь в себя, вам говорю, а то вы еще, упаси господи, нас застрелите.

Надежда Петровна.Взорвется он у меня, Павлушенька, ей-богу, взорвется.

Варвара Сергеевна.Маменька, положите его куда-нибудь.

Надежда Петровна.Я чувствую, Павлушенька, он начинает выстреливать. (Роняет револьвер.)

Павел Сергеевич.Вы что это, мамаша, из нашей квартиры ка­кую-то гражданскую войну устраиваете. Теперь, мамаша, объясните, пожалуйста: откуда у вас огнестрельное оружие?

Надежда Петровна.Мне его, Павлушенька, Тамара Леополь­довна принесла.

Павел Сергеевич.Это еще для чего?

Надежда Петровна.Для самозащиты платья, Павлушенька.

Варвара Сергеевна. Платья?

Павел Сергеевич.Какого платья?

Надежда Петровна.А такого, Павлушенька, платья, в ко­тором в прежнее время все наше государство помеща­лось.

Павел Сергеевич.Где же оно теперь помещается, маменька?

Надежда Петровна.В сундуке, Павлушенька.

Павел Сергеевич.Как же оно в нем помещается, маменька?

Надежда Петровна.Теперь из него, Павлушенька, все госу­дарство вытряхнули.

Варвара Сергеевна.Чье же это платье, мамаша?

Пауза.

Надежда Петровна.Вы спервоначалу побожитесь, что нико­му не скажете, потому что я сама побожилась, что никому не скажу.

Варвара Сергеевна.Ей-богу, маменька, не скажу.

Надежда Петровна.А ты, Павлуша?

Павел Сергеевич.Мне божиться нельзя.

Варвара Сергеевна.Побожись, Павел, никто не услышит.

Павел Сергеевич.Ей-богу, не скажу.

Надежда Петровна.Это платье, дети мои (крестится), госу­дарыни нашей, императрицы Александры Федоровны.

Пауза.

Павел Сергеевич.Простите меня за намек, мамаша, но вы врете.

Надежда Петровна.Вот как на исповеди, не вру. Хочешь, так сам посмотри. (Отпирает сундук.)

Павел Сергеевич.Мамаша, да оно совсем новенькое.

Варвара Сергеевна.Ох и смелая эта портниха была, кото­рая государыне шить не побоялась.

Павел Сергеевич.Дура ты, Варька, государыням портнихи не шьют.

Варвара Сергеевна.А кто же?

Павел Сергеевич.Генеральша какая-нибудь, а может, и кня­гиня даже.

Варвара Сергеевна.Хотелось бы мне посмотреть, мамаша, как оно получается, когда в нем женщина.

Павел Сергеевич.Подобных женщин не держат в России.

Варвара Сергеевна.А что, если я?!

Павел Сергеевич.Твоего сложения на такое платье не хва­тит. А Настька! Обратите внимание, мамаша, Настьке будет как раз по мерке.

Надежда Петровна.Что ты! Что ты!

Павел Сергеевич.Да, да, Настька! Настька! Настька!

Варвара Сергеевна с платьем уходит.

Павел Сергеевич и Надежда Петровна.