Николай Эрдман: Мандат

Действующие лица

Гулячкин Павел Сергеевич.

Надежда Петровна – его мать.

Варвара Сергеевна – его сестра.

Широнкин Иван Иванович – их жилец.

Настя – кухарка Гулячкиных.

Вишневецкая Тамара Леопольдовна.

Сметанич Олимп Валерианович.

Валериан \

Анатолий / его сыновья.

Автоном Сигизмундович.

Агафангел – слуга из солдат.

Степан Степанович.

Фелицата Гордеевна – его жена.

Ильинкин.

Жена Ильинкина.

Зархин Зотик Францевич.

Ариадна Павлиновна – его жена.

Тося \

Сюся / их дочери.

Крантик Наркис Смарагдович.

Шарманщик.

Человек с барабаном.

Женщина с попугаем и бубном.

Извозчик.

Комната в квартире Гулячкиных. Павел Сергеевич Гулячкин на домашней складной лестнице вешает картины. Мать его, Надежда Петровна. Рядом с ним на полу картины в рамах.

Павел Сергеевич.Теперь, мамаша, подавайте мне «Вечер в Копенгагене».

Надежда Петровна.Нет, Павлуша, мы лучше сюда «Верую, Господи, верую» повесим.

Павел Сергеевич.Нет, мамаша. «Вечер в Копенгагене» будет намного художественней.

Надежда Петровна.Ну, как знаешь, Павлуша, а только я посередке обязательно «Верую, Господи, верую» хотела повесить. На ней, Павлуша, и рамка лучше, и по содержанию она глубже, чем «Вечер в Копенгагене».

Павел Сергеевич.Что касается содержания, мамаша, то если посмотреть на него с другой стороны…

Надежда Петровна(смотря на оборотную сторону карти­ны). Тьфу, пропасть, это кто ж такой будет?

Павел Сергеевич.Плюетесь вы, мамаша, совершенно напрас­но, теперь не старое время.

Надежда Петровна.Да кого же ты сюда прицепил, Павлуша?

Павел Сергеевич.Прочтите, мамаша, там подписано.

Надежда Петровна.Ну вот, я так сразу и подумала, что не­русский. (Перевертывает картину, с другой стороны – Карл Маркс.) И что тебе вздумалось, Павлуша? Висели эти картины восемнадцать лет с лишком – и глазу было прият­но, и гости никогда не обижались.

Павел Сергеевич.Вы, мамаша, рассуждаете совершенно как несознательный элемент. Вот вы мне скажите, мамаша: что, по-вашему, есть картина?

Надежда Петровна.Откуда мне знать, Павлуша, я газет не читаю.

Павел Сергеевич.Нет, вы мне все-таки скажите, мамаша: что, по-вашему, есть картина?

Надежда Петровна.Столовался у нас в старое время, Пав­луша, какой-то почтовый чиновник, так он всегда гово­рил: «Поймите, говорит, Надежда Петровна, что есть карти­на не что иное, как крик души для наслаждения органа зрения».

Павел Сергеевич.Может быть, все это так раньше и было, а только теперь картина не что иное, как орудие пропа­ганды.

Надежда Петровна.Орудие? Это как же так?

Павел Сергеевич.Да очень просто. Приходит к нам, на­пример, представитель власти, а у нас на стене «Верую, Господи, верую» повешено. Ясная картина, сейчас анкету: «А скажите, скажет, гражданка Гулячкина, чем у вас пра­дедушка занимался?»

Надежда Петровна.А он даже ничем не занимался, а про­сто-напросто заведение держал.

Павел Сергеевич.Какое такое заведение?

Надежда Петровна.Прачешное.

Павел Сергеевич.Что?

Надежда Петровна.Прачешную, говорю.

Павел Сергеевич.Прачешную? А если я вас за такие, за бур­жуазные, за предрассудки под суд отдам?

Надежда Петровна.Ой, батюшки!

Павел Сергеевич.Вот то-то, матушка, батюшки.

Надежда Петровна.Как же теперь честному человеку на све­те жить?

Павел Сергеевич.Лавировать, маменька, надобно, лави­ровать. Вы на меня не смотрите, что я гимназии не кончил, я всю эту революцию насквозь вижу.

Надежда Петровна.Темное оно дело, Павлуша, разве ее уви­дишь.

Павел Сергеевич.А вы в дырочку, мамаша, смотрите, в ды­рочку.

Надежда Петровна.В дырочку? В какую же дырочку, Пав­луша?

Павел Сергеевич.Как вам известно, мамаша, есть у нас в прихожей матовое окно. Так вот я на нем дырочку про­скоблил.

Надежда Петровна.Это для чего же такое?

Павел Сергеевич.А вот для чего. Ну, скажем, к примеру, зво­нок. Сейчас в дырочку поглядишь – и видишь, кто и по какому делу звонится. Ну, скажем, к примеру, домовый председатель, а то еще похуже – из отделения милиции ко­миссар.