Аристофан - Мир

Поделом, дружок, по праву! Ведь каменьями они
Шестиведерную бочку раскололи у меня.

А когда сюда сошелся из полей рабочий люд,
Он не знал, что им торгуют, что обманут он кругом.
Сад растоптан виноградный, и маслин родимых нет,
Вот на болтунов с надеждой стал глядеть бедняк. А те,
Хоть и знали, что без хлеба и без сил уже народ,
Как плетьми, Ирину гнали языками: ведь она
Нам показывалась часто, нашу родину любя.
А они купцов союзных, словно яблоню в саду,
Околачивали палкой с визгом: «Он — Брасиду друг!»
Вы ж на жертвы без оглядки налетали, как щенки.
Побледневший, изможденный, город в ужасе поник,
Клевету любую жадно проглотить он был готов.
А союзники, увидев, как терзают их и бьют,
Стали золотом червонным засыпать горланам рот.
Страшно те разбогатели. Обнищала вся страна.
Ничего-то вы не знали. А кожевник был во всем
Виноват.

Гермес-владыка! Помолчи, не называй!
Под землей, куда ушел он, не тревожь его, оставь!
Он уж стал теперь не нашим, он тебе принадлежит.
Все, что про него ты скажешь,
Что мерзавцем жил негодным,
Болтуном, лгуном, пройдохой,
И мутилой, и задирой,
Это все сейчас ты скажешь
О знакомце о своем.

Но ты-то почему молчишь, владычица?

Не подарит она ни слова зрителям:
За муки все она на них разгневана.

Так пусть с тобой поговорит хоть чуточку!

Что думаешь о них, скажи мне, милая
Красавица. Доспехов Ненавистница!

Так, слышу, слышу. Жалуешься? Понял все!
Узнайте, почему она так сердится:
Сама она пришла к вам после Пилоса
С котомкой, договоров полной доверху.
Над ней в собранье трижды посмеялись вы.

Мы согрешили, верно. Но уж ты прости!
Ушел у нас весь разум в кожу [23] Ушел у нас весь разум в кожу… — Снова потревожена тень кожевника Клеона. в те поры.

О чем сейчас меня спросила, слушайте!
Из здешних кто ей самый беспощадный враг
И кто ей друг и битв противник яростный?

Всех больше ненавидит Клеоним войну.

А в деле боевом слывет каким у вас
Вот этот самый Клеоним?..

Душою храбр,
Зато не сын он вовсе своего отца.
Подкидыш он, и сам, попав в сражение,
Подкидывает щит свой обязательно.

Еще о чем меня спросила, слушайте!
Кто завладел в собрании трибуною?

Гипербол свил гнездо себе на месте том.

Но что с тобой? Зачем глядишь ты в сторону?

Да, отвернулась. Сердится на город ваш
За то, что проходимца вожаком избрал.

Мы от него откажемся. Но город наш
Сейчас остался без опеки, сир и гол,
И с горя проходимцем препоясался.

А городу какая ж в этом выгода?

В Совете нам полезен он.

Но как, скажи?

Да видишь, ламповщик он. До него в делах
Порой впотьмах блуждали мы и ощупью,
Сейчас же все при свете ламп решается.

Ого-го!
О чем сейчас велела мне спросить!

О чем?

О многом старом, что она оставила.
Во-первых, о Софокле. Как он здравствует?

Здоров. Но с ним творятся чудеса.

А что?

Да из Софокла вдруг он Симонидом стал.

Как, Симонидом?

Дряхлый, за наживою
Готов хоть на рогоже выйти в плаванье.

А жив Кратин мудрейший?

Умер он в тот год,
Как был набег спартанцев.

Умер как?