Владимир Набоков - Изобретение Вальса

Это Гриб.

Можно спросить вас, Гриб, почему вы держите на столе этот игрушечный автомобиль? Странно…

Я ничем не играю, вот могут подтвердить…

Так вы его сейчас спрятали под стол. Я отлично его видел. Мне даже показалось, что это именно тот, красный, с обитым кузовком, который у меня был в детстве. Где он? Вы только что катали его по столу.

Да нет, клянусь…

Никакой игрушки нет… Гриб не врет. Честное слово…

Значит, мне почудилось.

Продолжайте, продолжайте. Ожидание вашего решения невыносимо.

Отрадный труд! Давно над миром вашим, — как над задачей, столько содержащей неясных данных, чисел-привидений, препятствий и соблазнов для ума, что ни решить, ни бросить невозможно, — давно я так над вашим миром бился, покуда вдруг живая искра икса не вспыхнула, задачу разрешив. Теперь мне ясно все. Снаряд мой тайный вернее и наследственных венцов, и выбора народного, и злобы временщика, который наяву за сны свои, за ужас ночи мстит. Мое правленье будет мирно. Знаю, — какой-нибудь лукавый умник скажет, что, как основа царствия, угроза — не то, что мрамор мудрости… Но детям полезнее угроза, чем язык увещеваний, и уроки страха — уроки незабвенные… Не проще ль раз навсегда запомнить, что за тень непослушанья, за оттенок тени немедленное будет наказанье, чем всякий раз в тяжелых книгах рыться, чтобы найти двусмысленную справку добра и мудрости? Привыкнув к мысли, простой, как азбука, что я могу строптивый мир в шесть суток изничтожить, всяк волен жить, как хочет, — ибо круг описан, вы — внутри, и там просторно, там можете свободно предаваться труду, игре, поэзии, науке… {40} 40 Отрадный труд! <���…> всяк волен жить как хочет, — ибо круг описан, вы — внутри, и там просторно, там можете свободно предаваться труду, игре, поэзии, наукам… — Примечательно, что в пьесе В. Брюсова «Диктатор», которая не могла быть известна Набокову (она написана в 1921 г. и тогда же прочитана в зале Московского Дома печати, но впервые опубликована в: Современная драматургия. 1986. № 4), диктатор Орм излагает свою программу сходным образом, ср.: «Вы откроете возможности новой жизни, спокойной, полной довольства, где труд вновь станет радостью, а досуг будет отдан разуму — науке, искусствам!» (В.Брюсов. Заря времен. М.: Панорама, 2000. С. 412). …как основа царствия, угроза не то, что мрамор мудрости… Но детям полезнее угроза <���…> уроки страха… — В программе Вальса обнаруживается влияние платоновской концепции идеального государства, основанного на детальной регламентации воспитания и поведения, начиная с младенчества, и жестокой системе наказаний, которые устанавливаются часто даже не за сам факт преступления, а лишь за намерение его совершить («Законы», IX–XII). Любопытно, что Набоков связывал платоновское государство с немецким фашизмом: «…я не особенный любитель Платона, и я не смог бы долго протянуть при его германском военно-музыкальном режиме» (V.Nabokov. Strong Opinions. N.Y.: McGraw-Hill, 1973. P. 70).

Дверь распахивается.

Господин Президент Республики!

Генералы встают, как бы идут навстречу и возвращаются, словно сопровождая кого-то, но сопровождаемый — невидим. Невидимого Президента подводят к пустому креслу, и по движениям Герба и министра видно, что невидимого усаживают.

(К пустому креслу.) Господин Президент, позволяю себе сказать, что вы пожаловали к нам весьма своевременно! За сегодняшний день, — полковник, придвиньте к Президенту пепельницу, — за сегодняшний день случилось нечто столь важное, что ваше присутствие необходимо. Господин Президент, по некоторым признакам приходится заключить, что мы находимся накануне государственного переворота, — или, вернее, этот переворот происходит вот сейчас, в этой зале. Невероятно, но так. Я, по крайней мере, и вот — комиссия, и… и, словом, все тут считаем, что нужно покориться, нужно принять неизбежное… И вот мы сейчас слушаем речь, — я затрудняюсь охарактеризовать ее, но она… но она, господин Президент, она — почти тронная!..

Ну, Вальс, валяйте дальше. Я любуюсь вами, вы гениальны.

Вот вы послушайте, господин Президент, вы только послушайте…

О, вижу я — вы жаждете вкусить сей жизни новой, жизни настоящей: вполне свободен только призрак, муть, а жизнь должна всегда ограду чуять, вещественный предел, — чтоб бытием себя сознать. Я вам даю ограду. Вьюном забот и розами забав вы скрасите и скроете ее, — но у меня хранится ключ от сада… Господин Президент, вы тоже не замечаете заводного автомобильчика, который эти господа пускают между собой по столу? Нет, не видите? А я думал, что, благодаря некоторой вашей особенности, вы как раз в состоянии заметить невидимое.