Карло Гольдони: Забавный случай

Жаннина.Идите скорее. Пусть отец ничего об этом не знает.

Лейтенант.Радость моя! Моя надежда! Да поможет нам небо в наших желаниях и да увенчает оно истинную любовь, верность и добродетель!

(Уходит.)

Жаннина, потом Филиберт.

Жаннина.Вот уж никогда не думала, что я способна на такие вещи! Самой заговорить с ним и сделать все, чтобы только его удержать! Но ведь без этого он бы уехал сейчас же а я не надолго пережила бы его отъезд. Ах, идет отец! Какая досада, что он застал меня в комнатах лейтенанта. Постараемся прогнать с лица следы грусти.

Филиберт.Дочь моя, что вы делаете в этих комнатах?

Жаннина.Я пришла сюда из любопытства, отец.

Филиберт.А что вас здесь заинтересовало?

Жаннина.Я хотела посмотреть на растерявшегося хозяина и на косолапого слугу, который никак не может уложить чемодан.

Филиберт.А вы знаете, когда он уезжает?

Жаннина.Он хотел уехать сейчас же, но, походив по комнате, он почувствовал, что ноги у него подгибаются, и побоялся, что не выдержит путешествия.

Филиберт.Думаю, что болезнь, от которой он страдает сейчас, происходит не от старой раны, а от новой, более глубокой.

Жаннина.Врачи до сих пор находили у него только одну рану.

Филиберт.Есть раны, которые врачи не замечают.

Жаннина.Как это? Всякое ранение, хотя бы легкое, оставляет след.

Филиберт.А вот и нет. Есть такое оружие, которое ранит изнутри.

Жаннина.Не касаясь кожи?

Филиберт.Вот именно.

Жаннина.Как же можно нанести такие раны?

Филиберт.Через глаза, через уши, через поры.

Жаннина.Вы говорите о действии воздуха?

Филиберт.Нет, я говорю о действии огня.

Жаннина.Право же, отец, я вас не понимаю.

Филиберт.Я был бы рад, если бы вы меня не понимали.

Жаннина.Вы думаете, я с вами хитрю?

Филиберт.Нет, я считаю вас хорошей девушкой, умной и рассудительной. Вы прекрасно знаете, чем болен наш офицер, но из приличия делаете вид, будто не понимаете.

Жаннина (в сторону).Какой стыд! Меня бросает в жар от этих намеков!

Филиберт.Жаннина, мне кажется, вы чуть-чуть покраснели.

Жаннина.Еще бы, отец, вы говорите такие вещи, от которых поневоле покраснеешь. Теперь я начинаю понимать, что это за таинственные раны, и все-таки я не знаю ни болезни лейтенанта, ни лекарства, которое от нее помогает.

Филиберт.Дочь моя, давайте говорить открыто. Господин де Лакотри почти совершенно поправился уже через месяц после того, как поселился у нас, прекрасно ходил, отлично ел, силы его восстанавливались, цвет лица был великолепный. Сидеть с ним за столом, беседовать с ним было истинным удовольствием. Но вдруг он загрустил, стал терять аппетит и худеть, а от его живого разговора остались одни воздыхания. Я немножко философ. Я думаю, что он болен скорее духом, чем телом, а чтобы сказать еще яснее, он, по-моему, влюблен.

Жаннина.Может быть… конечно… Но мне думается, что, если бы он был влюблен в кого-нибудь здесь, он не старался бы уехать.

Филиберт.О, философия и это умеет объяснить. Если бы, например, случилось, что особа, в которую он влюблен, богата, зависит от отца и не может дать ему никаких надежд, то, пожалуй, отчаяние побудило бы его уехать. В этом нет ничего невероятного.

Жаннина (в сторону).Ну вот! Он знает все.

Филиберт.И эта слабость в ногах, которая появилась как раз перед отъездом, если посмотреть на нее философски, пожалуй, могла бы быть следствием борьбы двух противоположных чувств.

Жаннина (в сторону).Какая противная вещь философия!

Филиберт.До сих пор я относился к нему очень хорошо. Я охотно оказывал ему гостеприимство. Во мне говорило простое человеческое чувство, заставляющее желать добра ближнему. Но мне бы очень не хотелось, чтобы к его болезни примешалась болезнь моей дочери.

Жаннина.Вот еще! Вы меня рассмешили! Не кажется ли вам, что я исхудала, стала бледнеть, лью слезы? Что вам говорит ваша философия, когда вы смотрите на мое лицо и видите меня такой веселой?

Филиберт.Моя философия заставляет меня колебаться между двумя мнениями. То мне кажется, что у вас хватило мужества, чтобы сопротивляться, то мне кажется, что сейчас вы искусно притворяетесь.