Эдвард Олби - Все кончено

Друг ( беспомощно ). Остановить тебя я не могу.

Жена. К чему это тебе? И отчего мы все время играем в загадки: «Что, если?..» Ведь он человек обстоятельный, законы знает не хуже тебя. Во всяком случае, кое в чем разбирается. Я не занимаюсь домыслами.

Друг. Эти бумаги были составлены не вчера.

Жена. Конечно, нет. Сколько тебе было лет, когда ты впервые задумался о смерти?

Друг. Гм… Ты хочешь сказать — о том, что она значит? ( Улыбается, припоминая. ) В возрасте, когда мы все становимся философами, лет в пятнадцать должно быть.

Жена ( с легким нетерпением; все это не кажется ей забавным ). Нет, нет, когда ты впервые задумался о ней в применении к самому себе. Когда ты понял, что находишься на самом гребне волны и что она уже на полпути к берегу и ты с ней тоже.

Друг. А-а. ( Пауза. ) Лет тридцати восьми…

Жена. И ты тогда составил завещание?

Друг ( сокрушенно улыбаясь ). Да.

Жена. С распоряжениями?

Друг ( почему-то это приводит его в ярость ). Да! Но не об этом! Не о том, как поступить со мной. Возможно, об этом больше думают женщины.

Жена ( удивленно, уступает ). Возможно.

Друг ( также несколько уступчивее ). А возможно, я просто не подумал, что об этом надо подумать.

Жена. Господи, неужели я такая дикарка? Что у меня — в волосах перья и разноцветная глина, а мочки ушей свисают по самые плечи? Не знаю! Я рассуждала просто: можно потерять своего мужа, пока он жив, но, когда он умирает, он снова становится твоим.

Дочь ( не меняя позы ). Но пока еще нет.

Жена хочет ответить, но сдерживается.

Друг. Что — нет?

Дочь. Пока еще он не умер.

Друг ( сдерживая гнев ). Мы это знаем.

Дочь. Да? А мне показалось…

Любовница ( мягко ). Давайте не будем больше говорить об этом. Нас не так понимают.

Друг. Нет, просто… Впрочем, неважно.

Жена ( учтиво ). Ты хотел сказать, что просто ты его друг и тебе совсем не все равно, что с ним будет?

Друг ( мрачно ). Да, что-то в этом духе.

Жена. Что ж, здесь несколько его друзей, и нас это всех волнует. То, что мы разных мнений, не так уж важно.

Друг. Не согласен. Я тебя предупреждаю: если нет никаких письменных распоряжений, а я в этом почти уверен, и ты будешь настаивать, я передам дело в суд.

Жена ( твердо ). На это понадобится много времени.

Друг. Безусловно.

Жена. Что ж. ( Пауза. ) Благодарю. Приятно было иметь такого адвоката.

Друг. Не говори так.

Жена ( в ярости ). Не говори так?! Не говори так?! Речь идет о моем муже. Надеюсь, ты не забыл об этом?! Сколько раз мы тебя принимали в нашем доме — в те дни, когда у нас был общий дом? Здесь! Ты и твоя жена гостили у нас на рождество. Много раз! Кто всегда привозил тебе сигары из Гаванны? Кто ходил с тобой по магазинам, чтобы купить твоей жене подарок, настоящий подарок, а не то, что мужья обычно дарят женам? Я! Его жена! Ты это помнишь?!

Друг подходит к креслу, в котором она сидит, опускается перед ней на колени, берет ее руки, прижимает к губам.

Друг. Ну, не надо… не надо.

Жена ( отнимает у него руки, отворачивается; устало ). Поступай как знаешь. Отлей его в бронзе, если хочешь; я не могу больше с тобой бороться. Вы оба мне слишком дороги.

Любовница. Я ведь сказала вам, чего он хочет, — и только. Или, вернее, чего он хотел, когда он сказал мне об этом. Не будем ссориться из-за будущего.

Друг ( мягко ). Если я возьму назад свои слова, ты возьмешь меня назад в адвокаты?

Жена. Я никогда тебя не выгоняла. Что я буду без тебя делать? Все это пустые слова.

Дочь ( не меняя позы ). Обнимайтесь, лобзайтесь, пойте.

Жена ( нарочито легким тоном; Другу ). Скажи, как это называется, когда убивают родную дочь? Если прикончить ее в младенчестве, так это — детоубийство. А вот, если убить ее в зрелом возрасте, когда она давно уже выросла и даже морщины приобрела? Убийство в целях самообороны, так, по-моему?

Из-за ширмы выглядывает Сиделка.

Сиделка. Доктор?

Он идет за ширмы, оттуда видны их склонившиеся фигуры. Жена застывает в кресле, судорожно вцепившись в подлокотники, и закрывает глаза. Любовница встает, делает шаг, останавливается. Друг идет к постели. Дочь встает, но не сходит с места.