Ольга. Очень вы правильно рассудили.
Камарчук. Что ты, Миша, рассеянный сегодня, и нет у тебя в глазах обычного для нас блеска при виде обжигающей слизистую оболочку влаги? Простыл, что ли?
Платов. Познабливает что-то...
Камарчук. Как говорится, сам бог велел. За твоих дальних родственников. Давай за них!
Платов. Бывай.
Камарчук (пьет) . Ну, что пишет дальний родственник? На целинные курорты приезжать не собирается?
Платов. Нет.
Камарчук. Облегчение для вас. и что ж вы думаете? Жинка моя обернулась вполне успешно. Как только паровозик сыграл гудком «прости-прощай, Степан Камарчук», она всех родственников как бесплатных нахлебников ликвиднула, а на лето стала сдавать наши дворцовые хоромы, включая курятник, для приезжих дачников. Кто из родни сунется — плачет горючими слезами: покинул меня мой непутевый змей-горыныч, сбежал в неизвестном направлении, я вынуждена сама себе на прокорм добывать, извините, родненькие, — и от ворот поворот. Какой же итог? Все в выигрыше. У родни в корне задатки тунеядские ликвидируются. Я был трактористик невзрачный, теперь бригадир, Степаном Ивановичем величают. Жена в достатке, на собственном иждивении проживает, и вскорости, по моим расчетам, родственники мое воспитание пройдут и отвыкнут от бесплатного курорта. И, таким образом, к весне я смогу попрощаться с обжитой целиной и с некоторыми накоплениями вернуться на близкое моему сердцу Азовское море, на его белоснежные пески. И если уж я кого приглашу, так только вас, мои дорогие, которые пригрели меня на широких просторах родного Казахстана. За встречу в Мелитополе.
Платов. Спасибо, Степа.
Камарчук (пьет) . Ты и вправду нездоров, Миша!
Платов. Ноги, видать, сырые были. Мокро в поле, ночью комбайны ремонтировали.
Камарчук. Благодарствую, Оленька. Теперь мне самый раз в кино отправляться можно. Говорят, там сегодня итальянский боевик на морально-бытовую тему идет. Глянем, как капиталисты разлагаются. Не болей. Болеть нам запрещается. Спасибо вашему дому за гостеприимство. (Развернув гармонь и запев «Развевайся, чубчик кучерявый», уходит.)
Ольга (вслед) . Пустобрех... И все норовит за твой счет выпить.
Платов. Не все же одним да одним сидеть.
Ольга. От кого письмо?
Платов. От сына.
Ольга. С чего это вдруг вспомнили? Четыре года молчали.
Платов. Не знаю. Встретиться хочет.
Ольга. Встретиться? С тобой?
Платов. Со мной, вот... (Протягивает письмо.) Прочти. Решить надо.
Ольга (медленно читает) . «Михаил Николаевич! Только недавно я узнал, что на свете существует человек, который когда-то назывался моим отцом. Как мне говорила моя мама, таким человеком были вы. Она мне рассказала о вас. Но, мне кажется, рассказала не все. Поэтому у меня появилось желание увидеть вас. Если вы согласитесь на эту встречу, тогда или я приеду к вам в совхоз, или вы приезжайте в наш город. Во втором случае я беру на себя все расходы по вашей поездке. Если вы почему-либо не сумеете приехать, я все равно приеду в ваш совхоз, и очень скоро. Это мне необходимо. Прошу ответить срочно авиапочтой, а еще лучше телеграфом. А.Платов». Что ему понадобилось?
Платов (растерянно) . Не знаю, Ольга. Не знаю.
Ольга. Когда ты ей писал — не ответила, а теперь сына заставила писать. А хочется тебе его увидеть?
Платов. Раньше не думал... Сын ведь. Надо бы. Да и он настаивает.
Ольга. Или, может, она на тебя хочет глянуть.
Платов. Да что ты, зачем я ей нужен? В лагерь приезжала — испугалась.
Ольга. А ты любил ее?
Платов. Зачем старое вспоминать. Любил бы — не оставил бы с сыном.
Ольга. Она тебя из памяти не выпускала, если приезжала в лагерь на тебя посмотреть. И так ведь может быть — она сына попросила вызвать тебя сейчас?
Платов. Да на что я ей нужен в таком положении?!
Ольга. А что у тебя за положение? Выправился... Работаешь... От одиночества женщины и не на такие поступки способны.
Платов. Ну, если не хочешь, так я и не поеду. Так ведь он сам сюда прилетит. Эх, Оля, Оля! Да что же ты за человек такой! Ну, поеду к сыну, повидаю, что там ему надо — выслушаю. И обратно к тебе, сюда. Ты же сама не знаешь, что ты за человек! Оля! Ни минуты не сомневайся...
Читать дальше