Анатолий Софронов - Сердце не прощает

Топилина. Вот я и пришла к вам, что не годится... У людей ликование кругом, а у меня словно покойник в хате...

Егоров. Да что у тебя?

Топилина. Вы за меня в партию поручитель... Я возле вас человеком стала — вот и пришла до вас. Никто другой не посоветует мне, что в моем бедственном положении делать. Вы же помните, Никита Федорович, какими мы после фашистского плену вышли? Головы не роняли. Как покатилась фашистская колонна с Дону, взялись мы за хозяйство наше... Вы меня поддержали, звеньевой сделали. Помните, когда казаки с войны вернулись? И мой Степан вернулся... Как радовалась я, что сына от фашистов сберегла... У людей горе было поперемежку с радостью. Нюра Новохижина сиротой осталась, Лизавета — вдовой, а я — с мужем... Помните? Только, может быть, лучше бы и мне вдовой остаться!

Егоров. Что ты, Катя, как говоришь, словно хоронишь кого?

Топилина. Хороню... Свою жизнь хороню, Никита Федорович.

Егоров (растерянно) . Нельзя так, Катя... Мы же тебя в партию приняли.

Топилина. Ото ж и дело, что в партию! Лучше б не принимали меня в партию! Осталась бы я одна, сама по себе, никому бы до меня дела не было! А теперь, выходит, книжка у меня на груди, сердце жжет, за все ответа требует. А что я скажу? Степан пришел... Что он принес? Чем он обрадовал меня, сына? Чужой он нам человек. Жизни нашей не понимает. Вы говорили на собрании, в газете я читала — соединить хозяйство общественное и личное также... А Степан с чем пришел? Одну строчку в газете вычитал, затем и пришел... «Ты, говорит, на колхоз, а я — на тебя, батраком при тебе буду...».

Егоров. Какие же батраки могут сейчас быть?

Топилина. Ольховатов с ним два раза говорил... А он одну свою линию гнет: «Устал, говорит, осмотрюсь по сторонам...» А сам цельный день все по двору да по огороду... Жизни мне не дает, чтоб я у Ажинова для себя саженцев высококультурных попросила...

Егоров (удивлен) . Он? У Ажинова?

Топилина. Мне стыдно в глаза подружкам глядеть, в бригаду стыдно идти. Обо мне в газете писали — передовой бригадир. (Горько усмехнувшись.) Передовой... Снова в кабалу попал передовой. Не он у меня батраком, а я у него батрачка!

Егоров (успокаивающе) . Ну ладно, ладно... Ты скажи, Катя, ну, ты это, того... любишь Степана?

Топилина. Ах, Никита Федорович! Какая уж тут любовь! Он еще как с фронта вернулся, пренебрег мной. Обидно мне было, но Гриша рос... Думала, пройдет угар дорожный, вернется он взаправду в семью... А он в колхозе побалуется, на косилке поездит — опять ищи Степана... Потом, сами знаете, каким хлебом питался, не ведаю я... Да и знать не желаю! Вернулся, думала — поломаю себя, чувство свое сожму. (Жалобно.) А все так же, Никита Федорович...

Егоров. Ты о каком чувстве говоришь?

Топилина (смущенно) . Да что об нем говорить? (Страстно.) Скажите, Никита Федорович, вот я, кандидат партии, колхозный бригадир, должна при Степане вечно существовать или, может быть, мне дана свобода?

Егоров. А разве тебе нету свободы?

Топилина. Нету! Чую я, как рушится то, что завоевала я трудом своим, волей своей. Ответьте мне, Никита Федорович.

Егоров (закуривает) . Это тебе не папироски на ветру закуривать... Что мне тебе отвечать?

Топилина (требовательно) . Как бы вы сделали?

Егоров. А ты думаешь, моя жизня, она без трещин бывает? От нее, от Домны, я горюшка хлебаю в обе пригоршни... Не ровен час с секретаря сместят за ее скаженный характер.

Топилина (с обидой) . Никита Федорович, я к вам как до поручителя пришла, руководителя своего, а вы примеры из другой жизни приводите.

Егоров. А что ж мне с тобой делать? Рекомендовать тебе семью разрушить? Так не имею я на то правов никаких. Семью требуется укреплять, Катерина.

Топилина. Читала... Не получается по писаному.

Егоров (вспылив) . И леший вас, баб, разберет! Понашкодят, понавертят, а потом приходят — разберись, Никита Федорович! А что я, царь Соломон какой?!

Топилина. Вы секретарь партийный, обязаны мне сказать!

Егоров. Что я, грехи тебе твои должен отпускать?!

Топилина (поднявшись) . А нет у меня грехов никаких! Нет, да могут быть!

Егоров. Вот чего ты и боишься! Вот чего боишься!

Топилина. Извините, Никита Федорович, что потревожила вас... Думала я, до конца вы понятливый человек. Выходит, ошиблась. (Направляется к выходу.)