Анатолий Софронов - Сердце не прощает

Топилина Екатерина Корнеевна—

бригадир виноградарской бригады, 37 лет.

Топилин Степан Прохорович—

ее муж, 44 лет.

Гриша—

их сын, 17 лет.

Хомутов Корней Федотович—

отец Екатерины, 59 лет.

Ажинов Андрей Тимофеевич—

директор совхоза, 42 лет.

Егоров Никита Федорович—

секретарь парторганизации колхоза, 43 лет.

Егорова Домна Ивановна—

его жена, 43 лет.

Ольховатов Гордей Наумович—

председатель колхоза, 40 лет.

Выпряжкин Василий Спиридонович—

виноградарь-опытник, 59 лет.

Выпряжкина Дарья Герасимовна—

его жена, 55 лет.

Новохижина Елизавета Николаевна—

колхозница, 36 лет.

Нюра—

ее дочь, 17 лет.

Коньков Роман Агафонович—

ветеринарный фельдшер, 37 лет.

Кавалеров Сергей Петрович—

шофер Ажинова, 35 лет.

Виноградник во дворе Екатерины Топилиной. Высокие ряды лоз, на которых висят густые гроздья винограда. Голубая хата. Перед хатой — подсолнухи. За хатой видны еще хаты и виноградники, а за ними — берег Цимлянского моря, голубой, со светло-зелеными полосами простор с белыми парусами. Тонким пунктиром врезаны в Цимлянское море линии гидроузла, плотины и волнореза. На переднем плане — два тесно составленных стола, покрытых скатертью. Топилина и Новохижина расставляют посуду, гремят тарелками и ножами. Время — предвечернее.

Новохижина. Катя, сколько ж людей будет-то?

Топилина. Считали, десять с детьми.

Новохижина. Обидится председатель... Не пригласили его.

Топилина. Я у счетовода справлялась — уехал Ольховатов в район.

Новохижина. Он и так против тебя лютует. Смотри, Екатерина.

Топилина. Бывают звери пострашней.

Новохижина. Бесстрашная ты.

Топилина. С тобой рядом не гожусь.

Новохижина. У каждого своя линия.

Топилина. Моя линия твоей уступает.

Новохижина. Ты мужняя жена... А вдове — все роса на лугу.

Топилина. Вдова не трава, не каждый скосит.

Новохижина. Не каждый скосит, да каждый просит. Мужичкам-то стаканы граненые ставить?

Топилина. Ставь граненые.

Из хаты выходит Гриша. Он в новом костюме, в рубашке с галстуком. Костюм куплен в магазине, несколько широк и плохо разглажен.

Гриша (Топилиной) . Надел я...

Топилина. Вижу... В подмышках не жмет?

Гриша. Чего ему жать? Широкий.

Новохижина. На собственные заработанные — не жмет. Красивый ты в нем, Гриша. Артист, а не тракторист. Осторожней с девчатами в совхозе, — погубишь которых... Галстук начепил. Они, знаешь, девчата, от галстуков сознание теряют.

Гриша. Галстук я сниму, мама.

Топилина. А что он тебе?

Гриша. Шею давит.

Новохижина. А ты ослобони маленько. Снимешь — красоту потеряешь.

Гриша. Выходит, я красоту свою в сельпо купил?

Новохижина. А что же, ты свою красоту дороже ценишь?

Гриша. Дороже.

Новохижина. Ты вот что, иди за Нюркой. Скажи, чтоб шла сюда.

Гриша. Я пойду, мама?

Топилина. Иди, иди.

Гриша. Так я сниму, мама, галстук?

Новохижина. Ни в коем разе!

Гриша. Ладно. (Уходит.)

Новохижина. Похожий он становится на Степана. Повадки его, озорство в глазах.

Топилина. Похож... и вырос как.

Новохижина (с ласковой усмешкой) . Гриша-то вырос, да и в самой огонек не погас.

Топилина. Не к месту твои слова, Лиза.

Новохижина. Очень даже к месту, — об тебе жалкую, Катя. Какая у тебя жизня: солнышко на небе выйдет — ты в садах, за курганом скроется солнышко — ты в садах. Бабий век уходит, а ты все Степана ждешь. Что он тебе за муж такой, если три года скрывается, вестей не шлет? Была бы война, разруха, а то мирная жизня настала — живи, любись... Ну что твой Степан? Воевал, медалей привез три штуки, а когда люди на новые места уходили, он что? Чего испугался? И дом кинул, и тебя кинул, и сына кинул. А об том, что ты три года вдовьи ночи коротаешь, без ласки сохнешь, он подумал?