Анатолий Софронов - Берегите живых сыновей

Родичев (теряя спокойствие) . На кого сердишься? Скажи. Павел, на кого?

Ковалев. Ни на кого.

Родичев. Что с тобой происходит? Объясни мне.

Ковалев. Ты на улицах Москвы запах бензина (с особой интонацией) чуял?

Родичев (повторяя интонацию Ковалева) . Чуял.

Ковалев. А я двадцать лет чуял, жил этим! Вы скоро убирать будете?

Родичев. Готовимся.

Ковалев. Хожу по бульварам, думаю... А перед глазами... пшеница. Поля. Комбайны. Тракторы. Двадцать лет — это срок! Весна... Каждая весна — посев. Двадцать весен! В дождевиках. В сапогах. На «газиках»... Бригадиры. Звеньевые. Люди. Не выбросишь из сердца. Тебе не понять! Ребенок плачет, когда от груди отнимают... А у взрослого дело? Смеяться должен? Лезгинку танцевать? Мы пришли в тяжелые годы. Сменили тех, кто в тюрьмах да в ссылках погиб. Когда вырубили стольких людей! И каких людей?! Теперь-то все понимаешь! Разве от этого не горько? Разве не болит сердце! А разве мы не ходили под смертью? Сколько честных коммунистов в размол пустили? (Замолчав, отвернулся от Родичева.)

Родичев. Успокойся, Павел. Успокойся.

Ковалев (страстно) . Я знаю, мы многого недобирали. Ошибались. Да, ошибались. Кто не работает, тот не ошибается. Но мы работали! Мы были солдатами партии!

Родичев (сильно) . Почему были? Кто тебя отлучает от партии?!

Ковалев. Отлучить меня от партии нельзя. Не получится! Но обыватель в душу мне плюнуть может, Это разрешено.

Родичев. Слушай, Павел, я многому от тебя научился. Ты в меня свою душу вложил. Но скажу прямо. На людей можно обижаться. Бывает, заслуживают... И на меня — если есть за что — обижайся! Ладно. Но на время, на партию обижаться нельзя!

Ковалев. Зачем же так, Иван Ильич? Да и глупо было бы.

Родичев (почти со злостью) . Не спорю, глупо! Но чувствую, сидит в тебе что-то! Сидит!

Ковалев (глухо и упрямо) . Забывать нас стали.

Родичев. Ты что, оперный артист? Скучаешь без оваций?

Ковалев (с обидой) . Знаешь, сравнения эти... Я еще голоса не потерял, а к овациям мы, партийные работники, никогда не привыкали.

Родичев. Ты сделал крупную ошибку.

Ковалев (желчно) . Мой путь только ошибками и усеян.

Родичев. Я с тобой как с другом, как с товарищем говорю. И меня когда-нибудь сменят... И, может, быстрей, чем тебя. Что же я, на твое положение перейду? Личные обиды надо прятать. И не уходить от дела, которому жизнь посвятил. Многое изменилось, надо понимать. Не на словах принимать, а душой, сердцем и разумом. Обязательно разумом. Примешь разумом — к сердцу пути найдутся!

Ковалева (входя) . Может, чай подать?

Ковалев (раздраженно) . Погоди, Даша! Успеется!

Ковалева. Но Иван Ильич...

Ковалев. Обождет твой Иван Ильич!

Ковалева уходит.

В чем же моя ошибка все-таки? Общих положений я наслушался вдоволь.

Родичев. Нравится тебе роль московского дачника?

Ковалев. К обломку еще и дачник прибавился?

Родичев. На болтунов ты плюнь! Но (с ударением) там бы ты их не почувствовал... Степной ветер болтовню их по оврагам бы развеял.

Ковалев. Что-то тебе ветер понравился!

Родичев. А я его всю жизнь люблю! Бери работу — по возможностям! По силенкам. Мы же не принцы наследные! Что можем, то и тянем. Только чтобы по сердцу было. Ну, решай. (Смотрит на часы.)

Ковалев. Все-таки торопишься?

Родичев. Вот что, Павел Степанович, если скажешь — я останусь. Провести вечер в твоей семье — удовольствие. (Раздумывая.) Бюро назначено на послезавтра. Но если скажешь — перенесу.

Ковалев (потеплев) . Ладно... Езжай. Только просьба к тебе: о рукописи моей забудь. Ее нет. Не вспоминай. Нет ее.

Родичев (снова тревожно) . Но ты что-то писал?

Ковалев. Что-то писал... Хочешь, дам тебе... рукопись. (Открыв стол, вытаскивает рукопись, закрывает ящик на ключ.) Вот... (Читает.) «Отчет коммуниста Павла Степановича Ковалева о его жизни и работе в Коммунистической партии Советского Союза». Вот и весь виноград...

Родичев (очень тревожно) . Для чего ты все это... писал?

Ковалев. Для себя. Чтоб не забыть... Отвечал сам себе. Сегодня точку поставил...

Родичев (возмущенно) . Точку поставил?! Распорядился?! Ишь ты, хозяин нашелся?! Точку поставил?!