Джордж Байрон - Чайльд Гарольд

Кларан! Любовь божественной стопою
Ступала здесь, воздвигнув свой престол,
К нему ряд гор, как ряд ступеней, вел.
Внося повсюду жизнь и свет с собою.
Она являлась не в один лишь дол,
В дремучий лес иль на вершине снежной,
Но каждый цвет в лучах ее расцвел,
Везде ее дыханье властью нежной
Владычествует здесь над бурею мятежной.

Все им полно: и роща сосен черных,
Что тень свою бросают на утес,
Отрадный слуху шум потоков горных, [173]
И скат крутой, обвитый сетью лоз,
Ведущий к лону вод, Любви покорных,
Лобзающих стопы ее, и ряд
Стволов седых с главой листов узорных,
Как радость юных – привлекая взгляд,
Уединение живое здесь сулят.

Лишь пчелами оно населено
И птицами в цветистом оперенье;
Их пение хвалы ему полно
И сладостнее слов звучит оно
И крылья их простерты в упоенье.
Паденье вод с утеса на утес
И почки на ветвях – красы рожденье,
Все, что самой Любовью создалось —
Все в обольстительное целое слилось.

Кто не любил – впервые здесь полюбит,
Кто знал любовь – сильней полюбит тот;
Сюда Любовь бежала от забот,
От суеты, что мир тщеславный губит.
Она иль гибнет, иль идет вперед,
Но не стоит в спокойствии беспечном,
Любовь иль увядает, иль растет,
Становится блаженством бесконечным,
Которое вполне огням подобно вечным.

Руссо избрал не вымыслом взволнован,
Любви приютом этот уголок,
Природой он дарован во владенье
Созданьям светлым духа. Он глубок
И полон чар. С Психеи юный бог
Снял пояс тут, и гор высоких склоны
Он красотой чарующей облек.
Спокойно, безмятежно ложе Роны,
И Альпы мощные свои воздвигли троны.

Вы приютили тех, Ферне с Лозанной,
Кто вас прославил именем своим; [174]
Путем опасным – славы несказанной
Навеки удалось достигнуть им.
И как титан, их дух неутомим,
Мысль громоздил на дерзостном сомненье,
И пали б вновь с небес огонь и дым,
Когда б на все людские ухищренья
Ответом не было с небес одно презренье.

В желаньях, как дитя, непостоянен,
Был первый, весь – изменчивость и пыл,
Умом и сердцем столь же многогранен,
Философа и барда он вместил.
Протеем он всех дарований был,
Безумным, мудрым, строгим и веселым,
Но дар насмешки он в себе носил,
И несшимся, как бурный вихрь, глаголом —
Он поражал глупца иль угрожал престолам.

Другого ум – пытлив, глубок и точен,
С годами знаний накоплял запас.
И меч его старательно отточен —
Насмешкой важной подрывал подчас
Важнейшие из верований в нас.
Насмешки царь, врагов казня надменно,
Он гнев и страх в них возбуждал не раз;
Его ждала ревнителей гиена,
Где все сомнения нам разрешат мгновенно.

Мир праху их! Коль скоро были казни
Они достойны – им пришлось страдать.
Не нам судить, тем больше – осуждать.
Настанет час, когда вблизи боязни.
Надежде суждено во прахе спать.
Наш прах должно постигнуть разрушенье,
А если – так нас учит благодать —
Воскреснет он, то встретит отпущенье
Иль за грехи свои – достойное отмщенье.

Но вновь от человеческих деяний
Перехожу к созданию Творца.
Кончается страница – плод мечтаний,
Что длилася, казалось, без конца.
Где туч и белых Альп слилися грани —
Туда я поднимусь, чтоб взор открыл
Все, что доступно для земных созданий
На высоте, где рой воздушных сил
Вершины горные в объятья заключил.

Италия, в тебе запечатлен
Столетий свет, который ты струила
С тех пор, как отражала Карфаген
До славы поздних дней, что осенила
Вождей и мудрецов твоих. Могила
И трон держав! Дана струям твоим
Бессмертия живительная сила,
И всех, кто жаждой знания томим —
С семи холмов своих поит державный Рим.

Я далеко подвинулся в поэме,
В тяжелый час ее возобновив.
Знать, что не те мы и не станем теми,
Какими быть должны; дух закалив
В борьбе с собой, гнев, замысел, порыв,
Любовь, вражду, всевластное стремленье —
Таить в себе, их горделиво скрыв —
Тяжелая задача, без сомненья,
И все-таки ее привел я в исполненье.

Из слов я песню, как венок, плету,
Но может быть она – одна забава,
Картин набросок, схвачен налету,
Чтоб усладить на краткий миг мечту.
Нам дорога в дни молодости слава,
Но я не молод и не признаю
За похвалой иль за хулою права
Иметь влиянье на судьбу мою:
Забыт иль не забыт – я одинок стою.