Семен Кирсанов - Лирические произведения

Но,
берега Невы,
вам трудно.
С детства вы,
с пустынных лет реки,
так страшно
далеки!
И ледовитый лед
вот —
между вами лег,
и только иглы ввысь…
И все же
вы сошлись.
И, дружески легка,
легла
издалека
Литейного рука
проспекту на плечо.

«Чего ж тебе еще?
Я рядом.
Я с тобой…»
Но как мне быть
с собой?

Я понял
жизнь мостов,
пролетов и основ.
Соединять —
их суть.
Но и оставить путь
судам,
идущим в верфь
или от устья вверх.
Покинувший залив
корабль
так горделив —
сияющая медь
и мачты
в полный рост…
Но больно мне
смотреть
на разведенный мост.

О, горестный разлад!
Мост,
как любовь,
разъят,
и входит в наш разрыв,
спокойный ход
развив,
громада корабля,
два берега
деля
на разных две судьбы…
И я стою,
моля
ростральные столбы
помочь
и сблизить вновь
двух берегов любовь!

Но я же начал — «прочь,
бессонных мыслей ночь»,
я же сказал —
«прочь, рой
обид,
тоска, долой,
любовь и ревность, прочь»,
к Неве я вышел…
Ты,
река,
и вы, мосты,
не в силах мне помочь.
В огнях, гудках, парах
и флагах
пароход
торопится.
Пора
открыть ему проход!

Моя тетрадь,
не трать
страниц на пустяки.
Реши:
пусть из души
к тебе идут стихи.

Не скрой,
с какой тоской
я здесь бродил без сна.
Конец —
у двух колец
нет общего звена.

А в городе
весна.
Иллюминован сад,
и улица
тесна,
и лица не грустят.

Прожектора
в саду
лучи возносят вверх.
Фонтаном
на звезду
несется фейерверк.

Есть отраженный свет,
и есть зажженный свет,
а между ними
нет
ни солнца,
ни планет.

О, нелюбовь, —
ты ад,
где пустотой казнят,
где ни ночей,
ни дней,
ни света,
ни теней!

А ведь любовь
была!
И, как кометный хвост,
она
меня влекла
сквозь миллиарды звезд.

О, фейерверк в саду,
о, озаренье туч!..

Прожектора!
Я жду.
Мне тоже нужен луч.

Фасады!
Вы честны.
Вы смотрите правдиво
лепным лицом
стены,
задуманной, как диво!

Собор —
он как собор,
на то и колоннада.
Вам
никого собой
обманывать не надо.

Когда расстрелян царь
Растрелли
не всесилен,
стиль Зимнего дворца
не стал
грядущим стиле

Фасады не таят
своих примет,
как ребус;
не скажет:
«Я театр» —
Петра и Павла крепость.

Ваш вид,
и цвет,
и рост
для сути вашей создан,
раз Пулково
для звезд,
и купола — по звездам!

Змеевиками труб,
призывами у входа
всем говорит:
«Здесь труд!» —
простой фасад завода.

Но среди честных стен
имеются
глухие;
на них косая тень,
их умыслы
плохие.

Безлицым кирпичом
покрытые,
без окон —
они, мол,
ни при чем
в политике высокой.

Но это ложь!
На них
и имена стояли,
вокруг
орлов двойных
аршинные медали.

И знает
та дыра,
закрашенная буро,
кто
Поставщик Двора
и чья Мануфактура…

И есть под краской
перст,
торчащий из манжета, —
еще Брокар, мол, есть
под вывеской
Ленжета.

Закрашен
твердый знак,
но лезет из-под пятен
то — с ером
«Русскiй банкъ»,
то «Рѣчь»
с кадетским ятем.

Лишь маляры затрут
тень
шоколада «Ciy»,
а тени — тут как тут
зовут
«спасать Россiю»…

Но ты смешна,
стона!
От «Речи» и банкиров
Россия
спасена,
в ней бьется сердце мира.

Я друг
правдивых стен,
стен с окнами и дверью,
я друг…
Но вместе с тем
брандмауэрам не верю.

Так и с людьми —
нельзя
в их правде убедиться,
не заглянув
в глаза
и не поняв их лица.

Эй, маляры!
Прочней
глухие стены красьте.
Приметам
прошлых дней
не возвратиться к власти!

Подумать,
сколько дел
у метел и лопат!
Лицейский
старый сад
засыпал листопад,

и Царское Село,
как лето,
отцвело.
Но все летят с ветвей
обрывки
летних дней.

К скамье из чугуна
спустился
желтый лист;
над ним литой рукой
подперся
лицеист.