Семен Кирсанов - Гражданская лирика и поэмы

Стадион
в Кортина дʼАмпеццо.
Тут нам
общей песней не распеться.

Под навесом неба
лиловатым —
тут простого люда
маловато.

Сотни флагов
плещутся на мачтах,
лампионы бьют
в каток для матча,

и уселись,
в замше, в выдре, в лире,
те,
что горести не знали в мире.

А по льду,
что жидкой сталью налит,
телом всем
наскальзывая на́ лед

красные и желтые
несутся,
и тогда
полы трибун трясутся,

и тогда,
глазея и зверея,
как на галереях
Колизея,

стадион ревет,
как в бурю берег,
вскакивает, машет:
«Браво, швериг!»

Но недолго длится
это «браво»:
в хор вступают
на трибуне справа.

Это мы, туристы,
сто советских,
мы дружнее
избранных и светских.

А за нами —
стадион «Динамо»,
миллион болельщиков
за нами,

все, кто влазит
на столбы и крыши,
все, кто ищет,
где видней, где выше,

Гоним шайбу
взглядами к воротам,
и очки встают
на досках счета!

А за нами,
в толпы вырастая,
смотрит стоя
публика простая

и стучит в ладони:
«Руссо! Браво!» —
вместе с нами
на трибуне справа.

Помню дни,
помню дни дорогие,
помню молодость
металлургии.
Помню первый чугун
со счастливым
африкански-графитным
отливом…
Помню искренность радости,
помню
искры строк
о построенной домне,
красоту ее помню
и смелость,
и другой красоты
не хотелось —
только кокса в разгаре
и плеска
змей проката
и яркого блеска
длинных рельс,
по которым поедем
в коммунизм,
к нашей полной победе.
Я дивлюсь
стародавнему снимку,
той исчезнувшей жизни
в обнимку,
тем ночевкам
на стульях райкомов,
тем девчонкам,
еще незнакомым,
и любви —
это ж было любовью,
смехом губ,
удивленною бровью,
тем желанным
на стройку повесткам,
первой гордости —
нашим,
советским!
Помню первый
объезженный «газик»,
разукрашенный красным,
как праздник.
Были мы
посчастливее Форда —
краску свежую
гладили гордо,
руль вертели
и хлопали дверцей
с замиранием
в радостном сердце,
и пешком,
гололедицей скользкой,
шли глазастой толпой
комсомольской…
Помню дни, —
никогда не забыть
отзвеневшие
в дальних событьях,
но вернуться готовые
завтра,
так как это
не сказка,
а правда.
Пусть вернутся,
начнутся скорее,
никогда,
никогда
не старея!

Врач пациенту
держит речь:
— Забудьте о заботе.
После обеда
надо лечь
без мысли о работе.

Смотрите,
никаких целин
и вышек на заводах.
Вам нужен
лишь пенициллин,
спокойствие и отдых.

А пациент
уже лежит
давно на верхней койке,
и сердце
с поездом спешит
в Сибирь, к далекой стройке.

И словно не было
и нет
температурной вспышки,
и он
уже не пациент,
а человек на вышке.

Это слово без адреса,
это всем на планете!..
Если есть чему радоваться, —
только счастью на свете,

миру, жизни без робости,
без тревоги, что завтра
Землю дымные пропасти
искалечат внезапно…

А Земля ведь красавица
в чистом золоте хлеба,
и горами касается
удивленного неба,

и так правильно вертится,
и покрыта морями,
небеса ее светятся
и другими мирами…

Отовсюду доносятся
мысли нашего века:
пусть нигде одиночество
не гнетет человека!

И должны быть распутаны
споры мирною мерой —
ведь встречаются спутники
над земной атмосферой,

и без злобы соперника,
а как доброму другу,
жмет простая Америка
гостю русскому руку.

Эти дни удивительны!
Видишь, в облаке месяц.
Там лежат наши вымпелы
на задуманном месте.

Мы еще их потрогаем
на далеких планетах
и не скажем с тревогою
о небесных приметах…

Ведь исчерчен дорогами
реактивными воздух,
и уже недотрогами
нам не кажутся звезды.

Никакой високосности
мы страшиться не будем.
Высоко — в высокосмосе —
будет место и людям,

и любви человеческой,
и надеждам, и встречам…
Будет день человечества
нескончаем и вечен.