Поющими, чертя
Мгновенные узоры.
Я счастлив, как дитя…
Благословляю горы!
Вечерами
Фонарями
Города с горы моей
Я любуюсь, забывая,
Что шагает боль живая
Под лучами тех огней.
Сердце, в прожитое глядя,
Не забудь, но Бога ради,
Отпусти врагам моим
Зло, испытанное нами,
И любуйся всеми днями
Жизни сквозь вечерний дым,
Как любуюсь я огнями
Города с его скорбями
Где-то под окном моим.
«Измученный, счастливый и худой…»
Измученный, счастливый и худой
Подснежник расплавляется весной.
Он весь — изнеможение и нега.
И так его негрубы лепестки,
Как умирающие хлопья снега,
Как выражение твоей руки.
Все, что себя любить повелевает
За чудо слабости и чистоты,
Власть надо мной твою напоминает —
Как ты сильна, как беззащитна ты!
Как камешек по льду
Дзинь-дзинь и затих
Мне кто-то Изольду
Назвал и других…
Волшебные звуки
Волшебных имен…
На муки разлуки
И я обречен…
И слышу Диану
Я слухом вторым,
Подобно Тристану
И многим другим.
«Сила любви, сила страдания…»
Сила любви, сила страдания
Все же сильней
Всеотрицания —
Вот что я вывел из жизни твоей.
Как ни служил ему,
С детства немилому.
Что же, пора
В школу добра,
Раз для головеньки
Дивной и глаз
Нужен я новенький,
Как на заказ.
«Как радостно рождение в горах…»
Как радостно рождение в горах
Большой реки: из малого фонтана
В расселине потухшего вулкана
Вот эта, например, несется — ах!
Как радостно, то в брызгах, то каскадом,
Вначале бедный прорывая путь,
Затем увлечена долины ладом,
Вбирает ширь, как юность воздух в грудь,
И умирает в море, но живет
Возобновлением. И мы, конечно,
В огромной жизни, временной и вечной,
Похожи на нее: река и род.
«Вот крестьянин с граблями, с лопатой…»
Вот крестьянин с граблями, с лопатой.
На зеленом чуть, ли не черны
С бледно-серой выцветшей заплатой
Темно-синие его штаны.
Я сейчас хотел бы пейзажистом
Быть: люблю Пуссена и Коро.
Вьется ласточка на синем фоне мглистом,
Вдруг переходящем в серебро.
И от солнца, уж и так богатый,
Сказочно усиливает цвет
Лист зеленовато-желтоватый,
Но такой в искусстве краски нет.
«Долго в чашечке цветка…»
Долго в чашечке цветка
Пчелка роется, пока
Не перелетит к другому,
Ценный по дороге к дому
Увеличивая груз,
И цветку такой союз
Предлагая: «Ты мне меду,
Я же твоему народу
Пыльцы раздарю твоей,
К моему приставшей брюшку.
Дай же пестик понежней
Поцелую. За понюшку
И за сок благодарю
И богато отдарю.
Моего труда уловки
Не мешают мне давать —
Ваши пестрые головки
Будут поле покрывать».
«Для меня природа твой наместник…»
Для меня природа твой наместник
И ее созданий вид и звук,
И чего-то тягостного вестник
В этом суеверии — паук.
Слишком быстрый, слишком расторопный,
Муху беззащитную казня,
Он какой-то ужас допотопный
С детства вызывает у меня.
Но и пауков необходимость
Чувствую в йерархии живых.
Ты и к этому во мне терпимость
Развила, и я не трону их.
«Вот веселье над потоком…»
Вот веселье над потоком,
Может быть реки истоком,
Плавной и большой…
Как он скачет боком, боком,
Дикого козленка скоком
Вниз с горы крутой…
Но уже и страшновата
Что-то мутное куда-то
Мчащая вода —
Мутное полей весенних,—
На вершинах молода,
Здесь она уже в сомненьях
Зрелого труда:
То сильна, то как бы мякнет
Весь ее порыв.
Синий ждет ее залив…
Досягнет или иссякнет,
Цель чудесную забыв?
«Здешний родственник саврасок…»
Здешний родственник саврасок,
Жеребенок скок да скок.
Он коричневый, в заплатах
Белизны. В зеленоватых
Все и розовых тонах,
И, конечно, золотистых
(Из-за солнца). На холмах
Весь надолго в птичьих свистах
(Извините, это звук
Не особенно любимый) —
Сплошь черно-зеленый сук
Сосен…. А над ними дымы:
Облака не облака,
Не лазурь и не сиянье
Тоже краской, но слегка
Тронутое, как платка
Поезду вослед мельканье
Ранящее… О, тоска
Поцелуя на прощанье!
Читать дальше