И на улице не узнала —
Долго вглядывалась сквозь снег:
На другом берегу канала
Подозрительный человек…
Как узнать, если всех дороже,
Если в жизни твоей — один?
Извините… Да это что же…
Не бывало… Разбередил…
Мы шутили, мы век шутили
Между картами и вином,
Как на судне при полном штиле,
Как на шлюпке — вверх дном.
Одиночество на чужбине…
Вы не пробовали замерзать?
Неизведанное доныне
Наслаждение, так сказать.
Превосходно! По этому поводу
Парадоксов кладезь — мороз!
Это дух мой бродит по городу
Или сам я — в поисках роз?
Чтоб согреться, надо раздеться,
Уверяю вас… Тут пальба…
Здесь прошла — мимо сердца
Пуля-дура — как и судьба.
Крикнул, падая: «Вероника!»
Небо — стены — твое лицо
Надо мною тогда возникло,
Слава богу… в конце концов…
Умер я — совершенно счастлив…
Петроградская сторона,
Воскресения день ненастлив.
Где — она?
Неужели — горячка, грезы?
Кто стрелял? Хорошо бы — ты…
На стекле голубые розы,
Фосфорические цветы.
Или — Верка та — револьверка
Уложила, и все дела —
Полубелого, недоверка —
И метель его замела —
Хоть не ведала, хоть случайно…
Но
была ли та благодать?
Или не было?
Чрезвычайно
Мне хотелось тогда узнать.
Небеса непроглядно серы…
Но — лицо… О господи, нет,
Ничего, кроме чистой веры,
Не прошу на остаток лет!
Мы шутили и нашутили —
Чистой кровью, а не вином…
Нет, конечно!
Ее убили—
В тот же миг, я уверен в том!
А быть может, тогда, в отчаянии,
Чтонаделала — и сама…
Эти годы необычайны,
И особенно — та зима.
<1928>
331. Ждут нового Микеланджело. Перевод Б. Лившица
Да воскреснет искусство и своры
Палачей в нем конец обретут!
Неподвижные снежные горы
Микеланджело нового ждут.
Тот, кому доверяли мы радость,—
И велик и возвышен. Ужель
Не ему принесем мы в награду
Сердца нашего пламенный хмель?
День сегодня — на диво прекрасный,
Радость в поле, в лесу без конца!
Солнце неисчерпаемой лаской
Согревает людские сердца.
Приобщимся же, други, к сиянью
И поэзии и труда,
Утвержденному солнечной дланью
В нашей родине навсегда!
<1928>
332. «С глазами, холоднее стали темной…» Перевод Н. Тихонова
С глазами, холоднее стали темной,
Не сетуешь, смотря в былое снова,
Зачем себя большим поэтом помнить,
Когда живешь несчастнее любого?
Стиха ль коснешься, волосы ль оправишь,
Или оглянешься молниеносно,
Повсюду ты в капканы ногу ставишь,
Уж окружен, уже ограблен злостно.
Опять настанет эра, может, скоро,
Что мировой войною назовется,
Опять над нами зашумят моторы
И на людей тяжелый газ прольется.
Он предпочтет, поэт, собрать все вместе
В пространство улетевшие частицы —
Людей, громов, событий: всё он взвесит
И в этот ураганный вихрь включится.
Обвалы снова загремят, нахмурясь,
Ударят волны по дорогам песни,
Глаза в глаза поэт посмотрит буре,
И взгляды друг от друга не отвесть им.
Им так стоять — и мучиться и мучить
При полной невозможности расстаться.
Но уж ложатся отсветы на тучах
Тех лучших солнц, чья очередь являться.
И новый гром над головой войны,
Я вижу революции движенье,
Простой болид или кусок луны
К земле несется, не сдержав паденья.
Одно лишь чувство с тем паденьем схоже,
Им сердце переполнено, как жаждой.
Оно полно, как это небо тоже,
Борьбою, предвосхищенной однажды.
Пред чем дрожать эпохе этой новой —
Лишь в день победы подвиг будет кончен.
Нет, я тобой, как мир, не завоеван,
Тебя я нес в себе, как сердце, прочно.
<1928>
333. Днем и ночью. Перевод Д. Беридзе
О, этот день ни с чем не схож!
Мелькнула мысль и вновь пропала,
Как в темноте мелькает нож
По следу желтого металла.
Но днем и ночью, напролет:
«Алло! Гараж!» — неслось в трезвоне.
И сторож створками ворот
Играл, как будто на гармони.
<1928>
334. Вечером, когда ложатся тени… Перевод Вс. Рождественского
Вечером, когда ложатся тени
И звезда над сонной Сеной всходит,
На бульвары, в горе и смятенье,
Сгорбленная женщина выходит.
Вся в морщинах, хрупкая, седая,
В черном платье, выцветшем и старом,
Как во сне, бредет она, не зная
Цели, по сверкающим бульварам.
Читать дальше