Галактион Табидзе - Стихотворения

Скована своей немой тоскою,
Не глядит, крестясь, на дверь собора,
Не стоит с поникшей головою
Около церковного притвора.

Полная печали и страданья,
Вся она погружена в былое.
Гложущее, горькое мечтанье
День и ночь ей не дает покоя.

Темные, глубокие морщины —
Скорби след и тайного мученья.
Из идущих мимо — ни единый
Ей не скажет слова утешенья.

Холодно ей в мире и пустынно…
Лишь одно и было счастье — дети.
Но пришла война… Убили сына,
И уж нет ей радости на свете.

Осенний вечер мерил дали
Свирепых странствий,
Траншей шеренги озирали
Хребтов пространства.
И в этот месяц золотистый,
Пропахший прелью,
Стебли маиса голосисто
Свистят свирелью.
О куропатке, с маху взятой
На перерезе,
Явившись желто-полосатой,
Собака грезит,
И всё свистят стебли, как струи,
Свистят, янтарны,—
Весь в ароматах и поцелуях
Закат недаром.
Как будто в шляпе из соломы,
Гора уходит,
И дрожь смертельная больного
По стеблям бродит.
И побледневшего вояки
Сознанье гаснет,
Он ранен. Падает во мраке —
Ласкать напрасно.
Мелькнула мать, любовь и детство
Пред ним недаром,
Но всё свистят маиса стебли,
Свистят, янтарны.

Путник стоял, поджидая трамвай у столба,
Ждал, что вот-вот заскрежещут трамвайные дуги…
Слился с бессмертьем семнадцатый год навсегда
В гуле восстанья, под свист обезумевшей вьюги.
Мчались пролетки… Сквозь изморозь, словно плоты,
Плыли трамваи.
Дома и прохожие плыли,
Как негативы, летящие из темноты,
Чтобы мелькнуть на мгновенье в искрящейся пыли.
А под сугробами по неприметным путям
Сетью извилистой тронулись талые воды —
Русло за руслом, но всё не терпелось ручьям
Хором могучим воспеть пробужденье природы.
Как быстротечно закончилось царство зимы!
Жажда возникла услышать сквозь снежные бури
Голос, идущий из недр пробужденной земли
И сквозь метели летящий к небесной лазури.
О, половодье, когда не видать берегов!
Время разлива, разгула и преображенья!
Вешние воды услышали времени зов
И в бездорожье открыли пути для движенья.
О, это время! Вчера лишь о нуждах оно
В праведном гневе и в ярости так голосило!
Тысячи речек обрушились в русло одно,
В сотнях сердец ощущенье единства сквозило!
Нет, не сильфиды, не эльфы исчезли во мгле
И не бесплотные тени, а, словно лавины,
Рухнули с грохотом на матерьяльной земле
Зримые дамбы, одетые плотью плотины.
Здравствуй и празднуй отныне в весенней ночи,
Сердце поэта, познавшее времени ветры,
Сердце, прозревшее в зимних глубинах ручьи,
Залежи злата, до срока укрытые в недры.
Глас вопиющего — ты возвещал обо всем,
Что прорвалось в восклицании тысячегласном,
Всё, что растаяло в сердце твоем и моем
И воплотилось в стотысячном хоре прекрасном.
Ныне и присно и дальше во веки веков
Пусть же полощутся в полдне счастливого мая
Наши знамена, как тысячи майских венков,
Как вулканической лавы пурпурное пламя.
…Мерз пешеход в ожиданье… Мятущийся снег
Падал на плечи, на землю ложился привычно.
Утро сияло, и в утренний час человек
Мог улыбнуться и даже вздохнуть иронично,
Слыша, как старый вагончик едва дребезжит,
Тяжко груженный укладом вчерашней России…
«Где это время?» — когда бы его вдруг спросили,
Он бы ответил: «Где снег прошлогодний лежит…»

Революционной, неслыханной и небывалой,
Великой волей своею, свершающей подвиг,
Мыслью высокой явившей воочию мощь Человека
И тысячью нитей со всею страной сопряженной,
Воодушевлению масс, несущихся миллионноволным
Могучим потоком навстречу творимой легенде
И натиском бешеной страсти взломавших и смывших
Преграды, скрывавшие вольную ширь горизонта,
И разрушенью — о да, разрушенью, —
И сокрушительной ломке всего, что отжило век,—
Чтоб замкнутый круг был разорван и вышли мы к солнцу!—
Неотвратимому, необратимому бегу времен,
Революционной Грузии,
Прыжку исполинскому, ошеломившему взгляд,
Революционной, неслыханной и небывалой
Грузии новой, — слава! И созиданию — слава!