Мой дух в той битве закалился.
И из луча в морской тиши
В клинок из стали превратился
Живой огонь моей души.
Но если старого накала
В нем до сих пор таится ток,
Его огонь разрушит скалы
И бросит в огненный поток.
<1928>
308. Гнева и язв не таи от народа. Перевод В. Леоновича
Свежие гвозди — а не загвоздки!
Будут ладони к брусу пришиты,
Ибо не убраны эти подмостки,
Чернь не сыта, и Голгофа не срыта.
Гнева и язв не таи от народа.
Мы, слава богу, больше не дети.
Истина есть музыкальная кода:
Мне тридцать семь. Тридцать — столетью.
Перед народом ты — перед другом
И тишиною исповедальной.
Так не гремите ж, нищие духом,
Мелким железом и наковальней!
<1928>
309. Что не покрывается забвеньем. Перевод А. Тарковского
Нашим стремленьям — тянуться к вершинам —
Издавна путь преграждала природа.
Там, на горах, в этом крае пустынном,
Разве не чудо шаги пешехода?
Путник на горы глядел из Тбилиси,
Видел величье вершин в отдаленье:
Сквозь времена прорываются выси,
Не покрываясь туманом забвенья.
Вот ты поешь — и колеблются тучи,
Ты в одиночестве, путник счастливый;
Слева — утесы у рощи дремучей,
Справа — кустарник и сонные нивы.
Здравствуйте, горы, крутые отроги,
Дальние долы и дымы селений,
Дуб вековой на высокой дороге!
Здравствуйте, скалы — царство оленей!
<1928>
310. Расцветшему вечеру. Перевод В. Звягинцевой
Строгие горы к ночи накрылись
Вечером тихим, вечером древним.
Меркнут Казбека белые крылья.
Сонно притихли, смолкли деревни.
Солнце коснулось неба губами
В ласке прощальной. Небо пылает,
Льется на запад легкое пламя,
В тихой дремоте млеет и тает.
Ниже, потоком едким размыты,
Брови нахмурив, скалы нависли.
Тьма проникает в горы гранита.
Кряж погрузился в угрюмые мысли.
Девочка бродит, травы срезает —
В маленьких ручках ножик садовый;
Девочка строчки стихов распевает,
Вечер в стихах повторяется снова.
<1928>
311. Иные строки. Перевод В. Державина
Круг ароматов прорвался. И, раня
Память, мне в сердце ринулись вы —
Пастбища, нив молодых обаянье,
Свет, и дыханье, и пламя листвы.
Вечера дымы над лесом нависли.
Под ветерком, колыхаясь, встают
Спелых хлебов сокровенные мысли
Там, где крестьяне «Надури» поют.
Там, где стремительны песня и голос,
Где под смоковницей с красной листвой
Каждую травку и вызревший колос
Осень пронзила тонкой стрелой.
Рощи тебе подплывают навстречу,
Песни дневные ты шепчешь лесам.
Вечер. Открой свою тайну мне, вечер!
Смолкло «Надури». Темнеет. Роса.
Все вы мне ветвью, плодами клонимой,
Кажетесь — юность с сиянием глаз,
Громкий, восторженный смех любимой,
Я не могу оторваться от вас.
Перебираю в памяти вновь я
Всё, что из прошлого бьет горячей:
Жизнь пронизавшие светлые копья,
Стрелы — ресницы спящих очей.
<1928>
312. Радуга. Перевод В. Шаламова
Водоворот воды турбинной
Окрашен в радуги цвета.
Вся в ярких перышках павлиньих
Бежит нарядная вода.
И солнце, что огромным диском
Уже скатилось на закат,
Вдруг опускается так низко
На разноцветный водопад.
<1928>
313. Будь открытым и искренним и голосу жизни внемли. Перевод М. Синельникова
Не озирайся вокруг так униженно, жалко, согбенно,
Словно узник…
Друзьям ты доверься,
Не раз и не два
Исповедуй себя.
Ежечасно и ежемгновенно
Обнажай свою боль,
Разрушая плотины и стены,
Чтобы хаос ушел,
Как вода из притихшего рва.
Сам в себе заточенный,
Как джинн, пригвожденный к сосуду
Одиночества,
Знай,
Что не вечна темница твоя.
Будь же честен с собой и с друзьями.
Как вещему чуду,
Внемли голосу жизни,
Что ропщет везде и повсюду,
Отыщи, если сможешь,
Конечную цель бытия.
<1928>
314. Буре — все краски. Перевод М. Синельникова
Бурю, красную бурю, которая чуть побледнела
От ярости и накала, как пламенное литье,
Ты приветствуешь песней сердца, и славишь открыто и смело,
И песней, песней сердца, отнимаешь у смерти ее,
И звонкие брызги красок рассыплешь ты кистью дивной,
Чтоб спящий проснулся, чтоб нищий сбросил железо оков.
И грянут гимны твои, грянут гимны,
И грянут гимны — во веки веков!
Читать дальше