Уолт Уитман - Избранные стихотворения и проза

Блуждают то там, то здесь, а глаза прикрыты медяками.
Чтобы жадность брюха насытить, щедро черпают ложкой
мозги,
Покупают билеты, берут, продают, но на пир не попадают
ни разу,
Многие пашут, молотят, обливаются пóтом и мякину
получают за труд,
А немногие праздно владеют и вечно требуют, чтобы им
дали пшеницу.

Это — город, и я — гражданин,
Что занимает других, то занимает меня, политика, войны,
рынки, газеты и школы,
Городской голова, заседания, банки, тарифы, пароходы,
заводы, акции, недвижимости, движимости.

Малютки-манекены во множестве прыгают там и здесь
в хвостатых пиджачках, в воротничках.
Кто они, я знаю хорошо (нет, они не черви и не блохи),
Я признаю в них моих двойников, самый пошлый и самый
ничтожный так же бессмертен, как я,
То, что я делаю и что говорю, то же самое ждёт и их,
Всякая мысль, что бьётся во мне, бьётся точно так же
и в них.

Не рутинные фразы — эта песня моя.
Но внезапно задать вопрос, прыгнуть далеко за предел,
и всё-таки привести ещё ближе;
Что эта печатная и переплетённая книга, как не наборщик и
типографский мальчишка?
И что эти прекрасные фото, как не ваша жена или друг, так
близко и устойчиво в ваших руках?
И что этот чёрный корабль, обитый железом, и его могучие
орудия в башнях, как не храбрость капитана и
его машинистов?
А посуда и мебель и угощение в домах — что они, как не
хозяин и хозяйка и взгляды их глаз?
И небо там наверху — всё же здесь, или рядом, или через
дорогу?
И что такое святые и мудрые, какие были в истории, как
не ты сам?
И что такое проповеди, богословия, религии, как не бездонный
человеческий мозг?
И чтó есть разум? и чтó есть любовь? и чтó жизнь?

Я не отвергаю вас, священники, никогда и нигде,
Величайшая вера — моя, и самая малая — моя,
Я вмещаю древнюю религию и новую, и ту, что между
древней и новой,
Я верю, что я снова приду на землю через пять тысяч лет,
Я ожидаю ответа оракулов, я чту богов, я кланяюсь солнцу,
Я делаю себе фетиша из первого камня или пня, я
шаманствую палками в волшебном кругу амулета,
Я помогаю ламе или брамину, когда тот поправляет
светильник перед кумиром,
В фаллическом шествии я танцую на улицах, я одержимый
гимнософист [55], суровый, в дебрях лесов.
Я пью из черепа дикий мёд, я чту Веды [56], я держусь
корана.
Я вхожу в теокалли [57]в пятнах крови от ножа и камня, я
бью в змеинокожий барабан,
Я принимаю евангелие, принимаю того, кто был распят,
я наверное знаю, что он божество,
Я стою всю мессу на коленях, я пуританин, я встаю для
молитвы или недвижно сижу на церковной
скамье,
С пеной у рта, исступлённый, я бьюсь в припадке безумия
или сижу мертвецом и жду, чтобы дух мой
воспрянул,
Я смотрю вперёд на мостовую, на землю или в сторону от
мостовой и земли,
Я из тех, что вращают колёса колёс.
Один из этой центростремительной и центробежной толпы
я говорю, как говорит человек, оставляющий
друзьям поручения, перед тем как отправиться
в путь.

Упавшие духом, одинокие и мрачные скептики.
Легкомысленные, унылые, злые, безбожники,
Я знаю каждого из вас, я знаю море сомнения, тоски,
неверия, отчаяния, муки.

Как плещутся камбалы!
Как они бьются, быстро, как молния, со спазмами и струями
крови!
Будьте спокойны, угрюмцы и окровавленные маловерные
камбалы,
Я ваш, я с вами, как и со всеми другими,
И вас, и меня, и всех ждёт равное будущее.

Я не знаю, каково наше будущее,
Но я знаю, что оно в свой черёд окажется вполне
подходящим и что оно непременно придёт.

Оно уготовано всем: и тому, кто идёт, и тому, кто стоит,
оно не обойдёт никого.

Оно суждено и тому молодому мужчине, который умер
и похоронен в могиле,
И той молодой женщине, которая умерла и погребена рядом
с ним,
И тому ребёнку, который глянул на миг из-за двери и
скрылся за нею навеки,
И тому старику, что прожил без цели и смысла и теперь
томится в тоске, которая горше, чем жёлчь.
И тому чахоточному, в убогой квартире, который заболел от
разнузданной жизни и пьянства,
И бесчисленным убитым и погибшим, и озверелым кобу [58],
именуемым навозом человечества,
И ничтожным пузырькам, которые просто плывут по воде
с открытыми ртами, чтобы пища вливалась им
в рот,
И всякому предмету на земле или в древнейших могилах
земли.
И всему, что в мириадах планет, и мириадам мириад,
которые обитают на них,
И настоящему, и самой маленькой горсти соломы.