Уолт Уитман - Избранные стихотворения и проза

Я всегда налегке, в дороге (придите все и послушайте!),
Мои знаменья — дождевой плащ и добрая обувь, и палка,
срезанная в лесу,
Друзья не придут ко мне и не рассядутся в креслах,
Кресел нет у меня, нет ни философии, ни церкви,
Я никого не веду к обеду, в библиотеку, на биржу,
Но каждого из вас, мужчин и женщин, я возвожу на
вершину горы,
Левой рукой я обнимаю ваш стан,
А правой рукой указываю на окрестные дали и на большую
дорогу.

Ни я, ни кто другой не может пройти эту дорогу за вас,
Вы должны пройти её сами.
Она далеко, она здесь, возле вас,
Может быть, с тех пор как вы родились, вы уже бывали
на ней, сами не зная о том,
Может быть, она повсеместно на земле и воде.

Возьмём свои пожитки, мой сын, — ты свои, я свои — и
поспешим в путь,
Чудесные города и свободные страны мы понесём по пути.
Если ты устал, возложи на меня твою ношу, обопрись о моё
бедро,
А когда наступит мой черёд, ты отплатишь мне такой же
услугой,
Ибо с той минуты, как мы двинемся в путь, нам уже не
случится прилечь.
Сегодня перед рассветом я взошёл на вершину горы и
увидел кишащее звёздами небо,
И сказал моей душе: Когда мы овладеем всеми этими шарами
вселенной, и всеми их усладами, и всеми их
знаниями, будет ли с нас довольно?
И моя душа сказала: Нет, этого мало для нас, мы пойдем
мимо — и дальше.

Ты также задаёшь мне вопросы, и я слышу тебя,
Я ответил, что я не в силах ответить, ты сам должен ответить
себе.
Присядь на минуту, мой сын,
Вот сухари для еды, вот молоко для питья,
Но когда ты поспишь и обновишь свои силы, и наденешь
лучшие одежды,
Я дам тебе прощальный поцелуй и открою для тебя ворота,
чтобы ты ушёл от меня.

Слишком долго тебе снились постыдные сны,
Я смываю гной с твоих глаз,
Ты должен приучить свои глаза к ослепительной яркости
света и каждого мгновенья твоей жизни.

Слишком долго ты копошился у берега, робко держась за
доску,
Теперь я хочу, чтобы ты был бесстрашным пловцом,
Чтобы ты вынырнул в открытом море, крича и кивая мне,
и со смехом окунулся опять.

Я учитель атлетов,
Если твоя грудь после учения станет шире моей, ты докажешь,
что и моя широка,
И тот доставит величайшую почесть моему стилю борьбы, кто
убьёт своего учителя насмерть.

Мне люб лишь такой мальчишка, что станет мужчиной не
чужими стараньями, а по праву своей собственной силы,
Он предпочтет быть беспутным, лишь бы не стать
благонравным из страха или стадного чувства,
Свою милую любит он сильно и ест своё жаркое с аппетитом,
Любовь без взаимности или обида режет его, как острая
сталь,
Отлично он умеет скакать на коне, драться, стрелять в
мишень, править парусным яликом, петь песни,
играть на банджо,
Бородатые лица или изрытые оспой, или с рубцами и
шрамами милее ему, чем лощёные,
И сильно загорелые лица милее ему, чем те, что держатся
подальше от солнца.

Я учу убегать от меня, но кто может убежать от меня?
Кто бы ты ни был, отныне я не отступлю от тебя ни на шаг,
Мои слова зудят в твоих ушах, покуда ты не уразумеешь их
смысла.
Не ради доллара я говорю тебе эти слова, не для того, чтоб
заполнить минуты, покуда я жду парохода.
(Они настолько же твои, как и мои, я действую в качестве
твоего языка,
У тебя во рту он опутан и связан, а у меня начинает
освобождаться от пут.)

Клянусь, что под крышею дома я никогда ничего не скажу
ни о любви, ни о смерти,
И клянусь, я открою себя лишь тому или той, кто сблизится
со мною на воздухе.

Если вы хотите понять меня, ступайте на гору или на берег
моря,
Ближайший комар — комментарий ко мне, и каждая капля —
ключ,
Молот, весло и ручная пила повторяют за мной мои речи.

Никакая комната с закрытыми ставнями, никакая школа не
может общаться со мной,
Бродяги и малые дети лучше уразумеют меня.

Молодой ремесленник всего ближе ко мне, он знает меня
хорошо,
Лесоруб, который берет на работу свой топор и кувшин,
возьмёт и меня на весь день,
Фермер-подросток, что пашет в полях, чувствует себя
хорошо, едва лишь заслышит мой голос.
На судах, которые мчатся под парусом, мчатся мои слова,
я иду с матросами и с рыбаками и крепко люблю их.

Солдат в походе или в лагере — мой,
Многие ищут меня в ночь перед боем, и я не обману их
надежд,
В эту величайшую ночь (быть может, их последнюю ночь)
те, которые знают меня, ищут меня.