Уолт Уитман - Избранные стихотворения и проза

Моё лицо трётся о лицо зверолова, когда он лежит в
одеяле,
Извозчик, размышляя обо мне, не замечает толчков своей
фуры,
Молодая мать и старая мать понимают меня,
И девушка и замужняя женщина оставляют на минуту иглу
и забывают, в каком они месте,
Все они хотят воплотить то, что я говорил им.

Я сказал, что душа не больше, чем тело,
И я сказал, что тело не больше, чем душа,
И никто, даже бог, не выше, чем каждый из нас для себя,
И тот, кто идёт без любви хоть минуту, на похороны свои
он идёт, завёрнутый в собственный саван,
И я или ты, без полушки в кармане, можем купить всю
землю,
И глазом увидеть стручок гороха превосходит всю мудрость
веков,
И в каждом деле, в каждой работе юноше открыты пути для
геройства,
И о пылинку ничтожную могут запнуться колёса вселенной,
И мужчине и женщине я говорю: да будет твоя душа
безмятежна перед миллионом вселенных.

И я говорю всем людям: не пытайте о боге,
Даже мне, кому всё любопытно, не любопытен бог.
(Не сказать никакими словами, как мало мне дела до бога и
смерти.)

В каждой вещи я вижу бога, но совсем не понимаю бога,
Не могу я также понять, кто чудеснее меня самого.

К чему мне мечтать о том, чтобы увидеть бога яснее, чем
этот день?
На лицах мужчин и женщин я вижу бога, и в зеркале у меня
на лице,
Я нахожу письма от бога на улице, и в каждом есть его
подпись,
Но пусть они останутся, где они были, ибо я знаю, что,
куда ни пойду,
Мне попадутся такие же во веки веков.

Ты же, о Смерть, и ты, горькая хватка смерти, напрасно
пытаетесь встревожить меня.

Без колебаний приступает к своему труду акушер,
Я вижу, как его рука нажимает, принимает, поддерживает,
Я наклоняюсь над самым порогом этик изящных и эластичных
дверей
И замечаю выход, замечаю прекращение боли.

А ты, Труп, я думаю, ты хороший навоз, но это не обижает
меня,
Я нюхаю белые розы, благоуханные, растущие ввысь,
Я добираюсь до лиственных губ и до гладких грудей дынь.

А ты, Жизнь, я уверен, ты — остатки многих смертей
(Не сомневаюсь, что прежде я и сам умирал десять тысяч
раз).

Я слышу ваш шопот, о звёзды небес,
О солнца, — о травы могил, — о вечные изменения и вечные
продвижения вперёд,
Если вы не говорите ничего, как же я могу сказать
что-нибудь?

Есть во мне что-то — не знаю, что, — но знаю: оно во мне.

Тело моё, потное и скрюченное, каким оно становится
спокойным тогда,
Я сплю — я сплю долго.

Я не знаю его — оно безымянное — это слово, ещё не сказанное,
Его нет ни в каком словаре, это не изречение, не символ.
Нечто, на чём оно качается, больше земли, на которой
качаюсь я,
Для него весь мир — это друг, чьё объятье будит меня.

Может быть, я мог бы сказать больше. Только контуры!
Я вступаюсь за моих братьев и сестёр.
Видите, мои братья и сёстры?
Это не хаос, не смерть — это порядок, единство, план — это
вечная жизнь — это Счастье.

Пёстрый ястреб проносится мимо и упрекает меня, зачем
я болтаю и мешкаю.

Я такой же дикий и невнятный,
Я испускаю мой варварский визг над крышами мира.
Последнее облачко дня замедлилось ради меня,
Оно соблазняет меня растаять в туман и пар.
Я улетаю, как воздух, я развеваю мои белые кудри вслед
за бегущим солнцем,
Пусть течёт моя плоть волнами, льётся, как зубчатое кружево.
Я завещаю себя грязной земле, пусть я вырасту моей
любимой травой,
Если снова захочешь увидеть меня, ищи меня у себя под
подошвами.

Едва ли узнаешь меня, едва ли догадаешься, чего я хочу,
Но всё же я буду для тебя добрым здоровьем,
Я очищу и укреплю твою кровь.

Если тебе не удастся найти меня сразу, не падай духом,
Если не найдёшь меня в одном месте, ищи в другом,
Где-нибудь я остановился и жду тебя.

О Капитан! мой Капитан! сквозь бурю мы прошли,
Изведан каждый ураган, и клад мы обрели,
И гавань ждёт, бурлит народ, колокола трезвонят,
И все глядят на твой фрегат, отчаянный и грозный.

Но сердце! сердце! сердце!
Кто кровью запятнал
Ту палубу, где мёртвый
Мой Капитан упал?

О Капитан! мой Капитан! ликуют берега.
Вставай! Все флаги для тебя, тебе трубят рога.
Тебе цветы, тебе венки, к тебе народ толпится,
К тебе, к тебе обращены смеющиеся лица.