Борис Кригер - О грусти этих дней кто, как не я, напишет...

У нас разные с тобой поезда,
И, поверь, не стоит трогать стоп–кран.
Пусть летят в окошках мутных леса
В разноветрии озябших полян.

Видно, нет у нас иного пути,
Как расстаться без обид и без сцен.
Видно, не было меж нами любви;
Ну, а если просто так, то зачем?

Без того на свете столько лгунов,
Так не будем умножать их число.
Если было что у нас, кроме слов,
Так за тем давно следы замело.

7 января 1989 г.
* * *

Я спокоен — что толку упрямиться,
Рифмострочья упорно стеречь?
Ждёт, любя, меня мёрзлая ямица
Или в кафеле траурном печь.
А стихи? Ну, а что с ними станется? —
Отпоёт меня скромно родня
И бумаги полночное таинство
Распахнёт в суесветии дня.
Полистят, после пола мытья,
Червоточинки точек- задир,
Грусно хмыкнут — мол, галиматья,
И снесут полунежно в сортир.
И, присыпан земельной крупицей,
Я все связи с землёй порублю,
А с сожительниц и сослуживцев
На поминки возьмут по рублю.

25 февраля 1989 г.
* * *

Как вы таинственны и свежи,
Какой пьянящий аромат!
Проходят годы — вы всё те же —
Безмолвной грусти полный взгляд.

Поверьте, в редкие мгновенья
Я с удивленьем поражён:
Невольный жест, одно движенье —
И я томительно влюблён!

Но сброшен занавес иллюзий,
Безумный миг — безмерно мал;
Исправно отдаваясь музе,
Иду искать свой идеал.

В глубинах неги первозданной
Как я желал бы вас любить,
Но слабый бред самообмана
Не станет явь… Но может быть?

1989
* * *

Пустого внимания мину
Смахните устало с лица.
В пылающей бездне камина
Растаяли наши сердца…

За плотною тканью гардины
Разлит полумрак, полусон.
И веют чужие мотивы,
Поющие вам в унисон.

В безропотных недрах пространства
Изнежьтесь до боли в костях
И росчерк изящного танца
Оставьте в его полостях.

Когда же придёт искушенье
Изведать щемящую грусть,
Я к вам неопознанной тенью
Нежданно, незванно вернусь!

23 декабря 1989 г.
Пасхальное

Врозь локоны и локти. Прогрызём
Диктат цепей. Скользя поодиночке,
Вглубь — семь локтей. Дубовые сорочки
Ласкает благодарный чернозём.
Евангелья распахнут монолит.
Там танец снов о полночи весенней,
И таинство былого вознесенья
Немое эхо гулко возродит.
А поутру наглаженный народ
Хромает к храмам штукатурных ликов,
Ликуя бранно, трётся губ клубника
И образа лобзает в полный рот.
Един для всех. Навязчиво пусты
Движенья ряс и переливы пенья.
А луч увяз безмерьем преломленья
В условностях проекций на холсты.
Плоть идола под масляным мазком
Терзает зуд — недуг такой неловкий,
А Бог разут в скандальной потасовке
И шлёпает по лужам босиком.
* * *

Что стоят все великие идеи?
У истины есть твёрдая цена.
Ведь стольким за неё сломали шеи
И стольких заклеймили имена.

Довольны компромисса дешевизной,
Мы следуем исхоженной тропой
И топчем обветшалый коврик жизни,
Опрятно окаймлённый пустотой.

Но это стоит, если на мгновенье
В глубинах литургического сна
Пробудится частица вдохновенья,
Надежд безумство, свежести весна!

1987

* * *

Вглядись в тесноту своих сомкнутых век —
Что кроют безликие блики?
Судьбы предначертанной строгий разбег
Иль хаос безумный и дикий?

Не плачь, я же знаю — дни света близки,
И тлеет огонь предвкушений,
И давит неведомой силой виски,
Пульсируя кровью знамений.

Но снова кирпич, обветшалый подвал;
И вновь провиденья измена.
О, сколько я раз сам себя предавал!
К чему же дешёвые сцены?

Зачем же мне хаять дурную судьбу,
Коль скоро всё хаос да бредни?
Коль скоро по мне в час, когда я уйду,
Никто не закажет обедни?

Так будь же ты проклят, хромой хромосом,
Что дал мне напиться из блюдца.
О, Боже! Всё это, быть может, лишь сон?
Но нет, мне уже не проснуться…

20–21 января 1989 г.

* * *

Кому больше по сердцу наука;
Кто искусством прольёт в жизнь свет.
Но талант всё ж жестокая штука,
Он ведь так — либо есть, либо нет.

Хорошо быть владельцем таланта,
Чтобы был он всегда под рукой.
Я не прочь побеседовать с Кантом —
Жаль, не стал бы он спорить со мной.