Борис Кригер - О грусти этих дней кто, как не я, напишет...

* * *

Высоцкого я с водкой намешал;
И пил и слушал в едком упоеньи
Его хрипящий истово кадык.
Но кто–то за спиною нам мешал
Сполна предаться питию и пенью.
Но мне ль роптать? Ведь я уже привык
Мириться с неудобством взгляда в спину.
На тряпице безделия постель,
И в ней почил мой херувим. Разврата
Не вынес, бедный. Захирел и сгинул.
А музы, напомадясь, на панель
Ушли. Пегас заржал угрюмо матом.
А за окном, всё нарастая, выл
Сирен огней сиреневых шакал,
И плыли звёзды запахом женьшеня,
Не убывал ревущей стаи пыл,
И с репродукции стенной Шагал
Тренировал моё воображенье.

9 февраля 1989 г.

* * *

Не можем мы никак освободиться
От плена струн и магии смычка,
А звука разнопряная корица
Осыпалась. От тонкого клочка
Бумаги разлинованной воспряла.
Так снимем шляпы, сбросим одеяла —
Не время богохульствовать и спать!
Ах, впрочем, нам мучительны «Ла Скалы»
И как–то больше по сердцу вокзалы,
Милей виолончелей — рёв гудков.
От перетрелей флейт разит зевотой,
И ближе трупной партии фагота
Нам сочный запах собственных носков.

3 апреля 1989 г.

* * *

Эта жизнь — суета. Пусть на нас сэкономят патроны.
От сапёрных лопаток уже не болит голова.
Алый флаг растоптать, но дерьмо, расползаясь по тронам,
Будет снова трепать кровяные свои жернова.

Это место — притон, так не стоит менять декораций.
Нет фанфар, и при том наш суфлёр, как индюк, пропотел.
Только Гамлет вскричал — «Эй, послушай, любезный Горацио,
Что за старая блажь выводить мудрецов на расстрел?»

Нам не нужно свободы — она, как публичная девка,
Так доступна для всех, только плата уж не по плечу.
Питекантропов рожи застыли у верного древка,
Им за нас стопку водки нальют, ну а прочее — чушь.

1989

* * *

А кто–то, стукнув дверью, выйдет вон,
Не распростившись, не сказав спасибо,
И махом перережет телефон,
Ну ладно, хоть не горло. Встанет либо
Из–за стола. Или шмыгнёт в постель,
И скажет: «Пас», когда игра в разгаре,
И настрочит убогий пасквиль–хмель,
Подагрою ужа — занозной твари.
И всхлипнет свет в его чужом окне,
И за столом его иссякнет ужин,
И кожицею тень по всей длине
Стены сукровится свекольной лужей.
И будет прерван наш триумвират,
Где третий умер и слова в рассрочку.
Подарит мне сорочку, как подстрочник,
Перед отъездом мой любезный брат.

11 марта 1989 г.

* * *

Тело топнет вязко
В твоём халате…
Отчего развязка
Всегда некстати?
Отчего так: раз, и
Пришла обида,
Почему нюансы
Ушли из вида?
Где–то блещут Альпы
Чинно–жутки,
И срывают скальпы
Чингачгуки,
И лакают виски,
Носят блузки,
И берут сосиски
Без нагрузки.
А у нас в России
Всё без экзотик,
Мы давно сносили
Японский зонтик.
И до самых пенсий
Сидим в сортире,
Распеваем песни —
Три–четыре.

5 марта 1989 г.

Прощай, оружие

Я ни на йоту не подвинусь
В лизольном мареве палат.
Что за почётная повинность? —
Ведь я ни в чём не виноват!

И распластавшись, аж сам блея,
Ужом ползу из–под неё.
Ужо мне ваша ассамблея!
Я не сменю исподнеё.

На эшафот, убойно, боров
Взведён без шляпы ль, без плаща ли.
Клешнями рекрутских наборов
Меня любезно всхолощали.

Что стоит переждать снаружи,
Чтоб укатил вагон телячий?
Прощай, немытое оружье!
Уплачено. Не надо сдачи.

22 апреля 1989 г.
* * *

Сказать по правде, мне ли быть фанатом,
Есть маленькие прелести во всём.
Земля кругла, и каждый божий атом
Себе под нос бормочет о своём.

Дурной сквозняк, облезлый подоконник —
Нет лучше мест для философских вирш.
И я — бухой заведомый поклонник
Всего того, что ты мне говоришь.

А хочешь, я дарю тебе канцону,
Ты мне — сонет. Вот духа лабиринт!
И гений наш скандально–невесомый
Над сочной плотью гулко воспарит.

Пусть в голове, как в улье опустелом, —
Ни то, ни сё. Проклятый алкоголь.
Излечим души, ну, а после телом
Заняться можно, между делом, что ль.

8 сентября 1989 г.
* * *

Я устал от тебя, ты уйди.
Знаешь, хочется побыть одному.
Всё закончилось, и на полпути
Я тебя уже никак не верну.