Дмитрий Щедровицкий - Мой дом – бесконечность

Касаясь пыльной дремы жалом,
Скитанья и греха образчик,
Змея дороги над вокзалом
Висела – на ладонь от спящих.
Сквозь сон смеясь, цыган провидел
Столиц горящие палатки.
Спал мира изгнанный правитель
В шинели Каина на лавке…

Нежданно и негаданно – лицом
Подобный небу, зеркалу, потоку,
Вместивший лет моих лучистый сонм
В зрачках, горящих грустно и глубоко,
Пришел мой гость. Судьба свилась кольцом,
Сочился в детство смертный холод Срока…
Но свыше сил был солон этот сон,
И я бродил, проснувшись, одиноко…

В сон распахнутые взоры…
Прорезается в глазах
Черный замок Моммендора —
Словно молнии зигзаг.
Входит смерть – и стебли косит:
Густо травы поросли,
Заслоняющие проседь
Моммендоровой скалы.
Соглядатаи – туманы
По крутой скале ползут,
Кони в сумерках нежданно
Гостя вещего везут,
И барон спешит навстречу,
И волненье улеглось, —
Но отрывисты их речи,
И не прямо смотрит гость.
Треск светилен, чад жаровен,
Тьмы высокий потолок…
Грозен взгляд, и путь не ровен,
И слова диктует рок.
Все ушли – лишь эти двое
Внемлют, царствуют и ждут —
И в безмолвные покои
Шаткой лестницей идут.
Только полнит коридоры
Сада мертвенная тишь.
Не забудешь Моммендора,
Как судьбу не победишь.
Медной застынь стеной,
Вихрем ли закружись,
Ты – навсегда со мной,
Ближе, чем к смерти – жизнь.
Горе, коль захочу
Вырваться и уйти…
Ближе, чем свет – к лучу,
Ближе, чем цель – к пути.
В искрометанье крон
И в глубине камней —
Ближе, чем к яви – сон,
Ближе, чем ты – ко мне.

…В шуршащем краю, словно шарик бумажный – Китай —
Когда-то и ты тонкорунно-игрушечным сделан.
Забытые дали, и небо, и воду читай:
Черны начертанья, но главное сказано – белым.
И смотрит рыбак, позабыв про стеклянный улов,
Про берег соломенный, краткую жизнь без открытий,
Как странная рыба со множеством глаз и голов
Волну будоражит – и вдруг застывает в нефрите…

В суме дорожной хвою спрячь —
Излечишься от хвори,
В печаль – добавь совиный плач
С надеждой луговою.
Болезни тела и души,
Племен дурной обычай
Излечит собранный в кувшин
Сладчайший голос птичий.
Целебна жизнь.
Раскрыв ларец,
Дыханье трав измерьте.
Целебна смерть.
Скажи, мудрец:
Когда и сколько – смерти?…

Темно, и печаль клубится,
И так фонари зажгли,
Как может самоубийца
В последний момент влюбиться —
И выскользнуть из петли…
Они протянули свет свой —
Соломинкой над волной.
Забытых друзей приветствуй!
С обеих сторон – как в детстве —
Влюбленность и страх сквозной.
А кто впереди? Быть может,
И ты? Ведь прошло по коже
Предчувствие – как во сне?
Заря… Но бледнее мела,
И трепетно и несмело
Взошла она… Что же с ней?…

Всадник сорвался с кручи,
С лошадью вместе – в ад.
Люди ничуть не лучше —
Сверху, крестясь, глядят.
Криками их играет
Призрачная рука,
Вздохи их собирает
В перистые облака.
Коршун парит, их тени
Крыльями перечеркнув,
Острым углом падений
Хищный повернут клюв.
Только на отзвук темный,
Общей страшась вины,
Каждый, себя не помня,
Смотрит со стороны.
Встанет от снов отрадных,
Вспомнит – и возопит…
Горный побит виноградник,
Капли стучат копыт.

…В этом веке вязком
Не расправишь плечи —
В городке славянском,
В западном наречье,
Не раздвинешь ветви
В говор проливной.
Оглянешься – дети
Выросли давно…
Не родились. Рано.
Крепче спи, услышав
Сквозь возню тумана
В черепичных крышах,
Как, покинув Краков
После слез и драк,
В свете звездных знаков
Едет Яков Франк…
Душно ночью длинной.
Не родились дети.
До резни безвинной —
Полтора столетья.
Смяты крылья Франка.
Гаснет звук речей. —
Нет крыла. Есть ранка
На твоем плече.
Просветлятся дали.
Вспыхнут птичьи хоры.
Звезды, что упали —
Воплотятся вскоре.
Не тебе ль навстречу
Пыль колес вилась? —
Не расправишь плечи.
Не раскроешь глаз…

Был воздух бездомен и колок,
Металась в сомненье щепа,
Как белый козленок, поселок
Нависшие тучи щипал.
Пути разводили нелепо
Руками, скрываясь из глаз,
И в сердце печальное лето
Вонзалось, блестя как игла.
Но если забудется ворох
Сухих, и несмятый в горсти, —
То вспомни глаза, от которых
Ты страха не мог отвести…