Валерий Четверкин - На семи ветрах

Остаться с ним, а как же папа мой,
Ведь я его единственная дочь,
Он болен, я должна ему помочь,
И не могу, не ехать я – домой.
Его просить о помощи, возможно,
Он не откажет, будет помогать,
И моему отцу он станет – зять,
Ведь это для него, пока, не сложно.
Пусть он устроится, а ласку и уют,
Ему я обеспечу непременно,
Да, я люблю его, и так – самозабвенно,
Как дикий зверь, в норе своей – приют.

Так, за руки дрожащие держась,
Они к реке спускались по не многу,
Уже, собравшись, в общую дорогу,
Чтоб на природе погулять, не торопясь.

Его родные, встретили отъезд,
Спокойно очень, батя похмелился,
А может он и спать то, не ложился,
И бодрым был, как есаул, в разъезд.
А матушка, сжимая свой платок,
Ее за талию легонько обнимала,
Не плакала, она ведь понимала,
Давно уж повзрослел ее сынок.

Прасковья Дмитриевна, бабушку зовут,
Своей их грустной, встретила улыбкой,
Их чувства не казались ей – ошибкой,
И для себя она решила, пусть живут.
И внучки выслушав, взволнованный рассказ,
О неизбежных, быстрых сборах и дороге,
Им пожелала счастья на пороге,
Смахнув слезу, не прошенную, с глаз.

Вокзал их проводил, рекламой и огнями,
А поезд уносил от суеты,
От той, им нарисованной черты,
Куда они сейчас стремились сами.
Они смотрели грустно за окно,
И думали о разном, и о многом,
Мечтательно, или в суждении строгом,
Откинув все сомнения давно.
Лишь искорки влюбленности мелькали,
Во взглядах встретившихся, ласковой улыбке,
И в такт мелодии прекрасно-грустной скрипки,
Сердца влюбленные, в дороге, трепетали.

Он познакомился с ее родным отцом,
Как полагается, просил благословения,
Они подумали, и приняли решения,
Как жизнь спланировать, пред будущим венцом.
Ей предстоит закончить институт,
Его – финансовые стороны разлуки,
Чтоб не скучали, от безделья руки,
А свадьбы и венчанья – подождут.
И он отправился судьбу решать в столицу,
Уже неся, в руках своих – «синицу».

Он принялся за дело, не таясь,
С друзьями встретился, с кем отслужил на флоте,
Поднял вопрос о жизни, о работе,
Где можно быстро заработать, не стыдясь.
Он рассказал им о своей любви,
О планах общих, суете, разлуке,
Что уж давно, работу ищут руки,
Но скоро вновь сольются их пути.

Его друзья, конечно помогли,
Он скоро стал – помощник капитана,
И, ранее неведомые страны,
К его ногам немедленно легли.
И снова крики чаек, шум прибоя,
Бурун бурлящей пены за кормой,
Сосредоточенный в работе – рулевой,
И мысли грустные, печального героя.

Она, меж тем, учебу продолжала,
Ведя свои привычные дела,
Но для себя, давно уж поняла,
Что от проблем, она не «убежала».
Врачи сказали ей, что впереди – рожать,
Что сил набраться ей не помешает,
Не нужно нервничать сейчас, подольше спать,
И что спокойствие при родах – помогает,
Что скоро скажут ей, кого придется ждать,
Что ожидает – будущую мать.

Он плохо спал, и часто просыпаясь,
Себя ловил на мысли об одном,
Что помешало им, в поселке жить родном,
Растить детей, и жизнью – наслаждаясь.
Раздался звук моторов за бортом,
Сигналов уханье, огней – тревожный сполох,
И микрофонами гремел не русский голос,
На баке всех собрать, к нему – лицом.

Их обыскали, и наручники надев,
Спустили в шлюпы, под усиленной охраной,
И потянул конвой к причалу, строчкой рваной,
Да ветер в вантах, свой свистел напев.

Тянулись дни, они уже устали,
От неизвестности, и думая о том,
Как отнесется, к их пропаже – дом,
Кормили плохо, все тревожно спали.
Их редко выводили на допрос,
И задавали глупые вопросы,
Им не понять, что Русские матросы,
Писать не станут, на страну – донос.
Не будут плакать, о судьбе стонать,
Лишь молча, терпеливо – ждать.

Он понимал, что время не вернуть,
Уже, как год, они торчат в «остроге»,
В своих сомнениях, и липнущей тревоге,
Как ситуацию, к свободе повернуть.
И изредка встречаясь – «подышать»,
Успев друг другу кинуть пару фраз,
Словить удары, и сухой приказ,
Оказываясь в камерах опять.

Он вспоминал ее, глаза, улыбку, руки,
Такой доверчивый, и удивленный взгляд,
А душу разъедал сомнений – яд,
Как справится она, в своей разлуке.
Ведь он давно, быть должен рядом с ней,
И вдруг пропал, исчез в туманной дали,
И далеко уже давно – о чем мечтали,
И след закрыла пыль ушедших дней.