В. Кириллов - Избранные стихотворения разных лет

Прогулялась по аллеям,
В сквер заброшенный зашла.
Осень красок не жалеет,
Как Гоген, не как Сёра.

Но пройдёт ещё неделя.
В окнах хмурь, потёки стен,
Полуголая аллея,
Сквер… Сёра, а не Гоген.

Нависают испанские скалы
Загорелые, как провансальцы.
Дульсинея, в пути славный малый
С добрым другом своим Санчо Пансо.

Не имеет успехов в сраженьях,
Не умеет он петь романсы,
Но найдёт благородство спасенье
В хитром разуме Санчо Пансо.

А душа разве дёшево стоит?!
Если боль отразилась на лицах,
Он восстанет – из плоти и крови —
Твой Печального Образа Рыцарь.

Я к стопам Венеры припаду.
Женщина! Зачем Вы так красивы?!
И какой руке хватило силы
В мрамор воплотить свою мечту?!
Может, лучше просто целовать
Тёплый камень и просить пощады?
Быть Пигмалионом не награда —
Всё равно что тайны воровать.

Я устал от бесконечных дел,
И всё чаще задаюсь вопросом:
Видеть и творить – как это просто,
Но ведь должен где-то быть предел?!

Такое не забудется, поверьте:
Здесь «до» и «после» вместе за стеклом.
Здесь кажется, что прикоснулся к смерти,
И смерть в лицо повеяла теплом.

Здесь всё какой-то страшной тайной дышит…
Со всех сторон смотрели на меня
Монахи-Будды. Как искусно вышит
Узор одежды, мыслей, бытия!

Все разные. Смешливые и злые.
Воители, мечтатели, жрецы.
Но подбородки на подбор крутые
И острые широкие резцы.

С оружием, стило или бумагой,
И хитрым прищуром усталых глаз,
В которых мудрость смешана с отвагой
И резкой болью за меня, за вас.

Я понимал, что далеко не свой им,
Что наши не братаются пути,
Но все пятьсот своей железной волей
Молитву заставляли вознести.

Я воскурил свечей из благовоний
За их тысячелетний скорбный труд.
Прислушайтесь: Земля беззвучно стонет
Раскрашенными ртами статуй Будд.

Не укради, не обмани…
Знакомых заповедей десять
В себе носи. И то цени,
Что день прошёл – пройдёт и месяц.

Не измени, не оболги…
И будешь в рай притворный призван.
Отдай рубаху и долги,
Будь честен в этой грешной жизни.

И всуе не упомяни
То имя, что всего дороже…
Но пуще прежнего храни —
Прелюбодействовать негоже.

А также ближних возлюби…
Хоть всех любить не хватит мочи.
Но чем сильней огонь в крови,
Тем жизнь прекрасней и… короче.

Судьба творца – преодоленье:
И сладких грёз, и горьких мук,
И часто – беспробудной лени,
Когда всё валится из рук.

Над нами властвует сомненье —
Подруга страха и тоски,
Когда сраженье света с тенью
Сжимает обручем виски.

Моё хромое поколенье,
Ты та, известная вдова:
Болят и мысли, и колени,
И, как ни странно, голова.

Не посещает вдохновенье,
И прикуп не ложится в масть…
Судьба творца – преодоленье,
Одна, но пагубная страсть.

Поэта обидит каждый,
И каждый обидеть может.
Один, может быть, не понял
Высокий душевный склад,
Другой, потому что умный,
А проще, без спору, рожа,
Он что-то, наверно, понял
И очень этому рад.
А третий, конечно, главный
И рядовой читатель,
Он знает Есенина, Блока
И Мандельштама читал,
Бывает, не к месту скажет,
Что Кушнер его приятель,
Загадочно улыбнётся,
Как будто не врёт, нахал.

Возможно, что учёные когда-то,
Расшифровав загадки ДНК,
Вдруг оживят Платона и Сократа
И всех столпов, прославивших века.

Их соберут в одном просторном зале,
Рассадят у компьютерных столов,
Ведь захотят узнать, а чтоб сказали
Об этом всём создатели основ.

Посмотрит Аристотель на Спинозу,
Вольтеру подмигнёт Анри Бергсон,
Скривит Монтень, как будто от занозы,
На Канта глядя, умное лицо,

И промолчат и Гегель, и Бердяев,
Замкнётся Шопенгауэр в себе…
Легко ли вместе их собрать – не знаю.
Им вместе будет тесно на Земле.