Ярче заря,
громче волна —
промолвят моря:
Жизнь солона.
В небо рукой,
в бездну стопой —
останусь такой,
пока с тобой.
Я – это сон
твой обо мне, —
поёт в унисон
голос в огне.
«Темнота зрачка к белизне тела…»
Темнота зрачка к белизне тела
стремится
не зная предела.
Вздрогнут ресницы.
Купанье нагими – шаг осторожен
в озёрах…
Белизна. Дробь дрожи.
Зеркало взора
заливает свет. В голубой купол
взвихрится
лепет. Тают губы.
Вздрогнут ресницы.
Душа – виолончель,
раскачай
качели детской печали
моей —
от земли до звезды
маятник маяты…
Виолончель – душа,
слушаю не дыша,
в устье сердца
впадает грусть,
разрастаясь внутри,
пусть…
Забери меня
и верни,
раскачай,
но не урони
невзначай…
У излучин зим —
за плечом разлука —
полечу, как дым,
над стеклянной вьюгой.
Что ты шепчешь мне,
маятник качая?..
Что ты шепчешь – мне?
Или ей – печали?
Вижу ли тебя
или брежу в полдень?..
Вижу ли тебя
или просто – помню…
«Ты не жалуйся, не сетуй…»
Ты не жалуйся, не сетуй,
ни молитвы, ни обет
не помогут в свете этом —
странный этот белый свет.
Белым пишем мы по чёрту,
чёрным лепим набело,
кто из нас какого сорта?
Не понять – не рассвело.
Тот плетётся еле-еле,
к небу не подняв лица,
тот обиду носит в теле,
этот – девять грамм кольца.
Только человек – комета,
не читая древних «ВЕД»,
обгоняя скорость света,
попадает на тот Свет
и сей миг летит обратно,
словно маятник в луче,
прошибая воздух ватный,
с Ангелочком на плече.
Развоплощённая мечта
отбродит в полусонном теле,
и грянут хором города
в астрале на крыле метели.
Ты скажешь: «Всё! Пускай к святым
уёдёт, что не было и было…»
Но это дым, всего лишь дым
пред восхождением светила.
Вновь, погружаясь в смысл вещей,
ты примешь Колесо Вращенья,
где камень крутится в праще,
ещё не выбрав направленья,
где можно в общем рассуждать
и беспредметно распыляться
за пядью пядь и вспять опять,
и возвращаться, и вращаться…
А хочешь знать, так не дыши
и ощути, как это страшно —
уйти, хотя бы на аршин,
покинув черепушку башни,
тогда в орнаменте чела
читаешь числа, так бывает,
и понимаешь, что пчела
ужалит раз и умирает,
тогда взираешь на Ловца
и соглашаешься: Я – пленник,
и нет предела, нет Венца —
за ВОСКРЕШЕНЬЕМ понедельник.
Быть может забава,
а может напасть
на сонные травы
безмолвно упасть.
Мы бросились в омут,
мы там разберём
наш жребий искомый —
с людьми?.. со зверьём?..
Мы метили смело,
нас в прах размело,
как крапинки мела,
как ветром стекло…
Нам не было страшно
лететь – на куски,
мы были отважны
в припадках тоски…
В такой карусели
едва ли поймёшь,
покуда ты в теле,
где правда, где ложь…
Ведь если не сгубят
ни пряник, ни кнут,
нас в розницу купят
и оптом сдадут…
В такой круговерти
бессменной зимы
попросим у смерти
минуту взаймы…
«Взрыв поступательных волн из груди …»
Взрыв поступательных волн из груди —
радиус сердца неизмеримый.
Мир сквозняков. Здесь возможно пройти
заново в прошлое – тайно и зримо.
Стрелы событий пронзают насквозь,
и начинают миры повторяться…
Только уже не участник – ты гость,
волен заплакать и засмеяться.
Брошенный камень – круги по воде,
кольца замрут на сухой древесине,
здесь всё в движении – здесь и нигде:
ныне и присно, во веки и ныне…
«Растерта горстка пепла на ладонях …»
Растерта горстка пепла на ладонях —
никто не тронет шёпот трав сухих.
Залистанный до дыр отброшен сонник,
зной раскачал кузнечные мехи —
то раскалённый шар свалился с неба,
меняя цепь событий и времён,
уже и не до зрелищ, ни до хлеба,
и звон застыл – истошный медный звон.
Читать дальше