Валерий Черешня - Узнавание

Сегодня день – за все не дни награда.
Всё так совпало: редкой тишиной
внутри и тихим местом у окна
я награждён за месяцы бездушья.
Тихий ангел
спокойно направляет трезвый взгляд
на вымерзший пустырь, где два скелета
больших деревьев связаны верёвкой,
и простыни дубеют на ветру,
старуха бьётся с мокрым полотенцем,
а мальчики затеяли игру
беззвучную отсюда.
Светлый контур
многоэтажной ряби новостроек
виднеется вдали на горизонте.
Всё видимое только подтвержденье —
наружная судьба моей души,
но странным образом и вправду существует…
Я медленно живу. Свет угасает.
Сначала исчезают новостройки,
старуха возвращается домой,
деревья нависают тёмной мощью.
Я вспоминаю строки из стиха,
написанного раньше: «Бог дарует
обитель тихую…»
И повторяю: «Бог дарует».

Что же прекрасно сейчас?
Не спрашивай, смотри в окно,
где красный кирпич и красный закат,
в тупик упирается улицы ров,
прохожий уходит в область утрат,
скрытую стенами соседних домов;
взгляд,
ломаясь о непрозрачные преграды, —
цветок на подоконнике, антенны разлёт, —
добирается до пологого ската
крыши, под которой крыша трамвая плывёт,
поднимается по циклопическим трубам,
чьи жерла небесное нёбо коптят,
выдыхая курчавые шубы, —
их руно на закате рождает ягнят…

…не это ль прекрасно,
так идти неуклюже и наоборотно
от предмета к себе, чтобы стало стремительно ясно,
для чего так пространство заполнено точно
и плотно,
почему так на месте любое в оконном улове,
что эпитет лишь эхольный отклик бесспорных
предметов,
и тишайшая тишь воцаряется в мысли и слове,
осенённая сложным закатом из светлого света…

…но ты, разорвав
шаманскую связь из всего лишь слов,
вернёшься к тому за окном,
что стойко живёт, проявляя нас,
вбирая закат и старея тебя,
безостановочно скользя,
сквозь то, что прекрасно сейчас.

Вечер. Город вымучен до дна.
Серый цвет усталости на лицах.
Солнце тычется последней спицей
в форточку чердачного окна.

Ватная, густая глухота
нависает облаком из пыли.
Гончие дорог – автомобили
ждут зелёной дичи по углам.
Проступает голый свет реклам.

Кажется, сейчас произойдёт:
вздрогнет воздух, вздёрнется завеса…
Почему так нестерпимо тесно
вровень с жизнью, как она идёт?

Что-то ловишь в воздухе пустом,
что-то ждёшь – подумать! – что-то ищешь.
Свет заката, как смиренный нищий,
тихо умирает под мостом.

С цепочкой на руке и в джинсы влит,
прилипнув к стойке бара, полуспит,
талантливого тела тугой изгиб,
над головой табачный прозрачный нимб.

Лихой проныра-бармен трясёт коктейль
под музыку густую, под «шэйли-мэйл»,
на пухлом рыжем пальце блестит кольцо,
лоснится небольшое мыльное лицо.

А музыка вскипает и льётся через край,
прощай, мы исчезаем, впадая в кайф,
прощай, мы исчезаем – ищи-свищи —
в ночи своих желаний, в ночи, в ночи…

Трудно меняться нам, Господи, лет
столько, что мы от привычек замшели,
словно столетние ели, но еле
слышно творим одиночество бед.

И удивляемся, встретив больших,
будто не мы их любовно растили
в песнях, спрягающих имя России,
в гулких подпольях священных побед.

Как повзрослели вы, болью в сердцах
что отдаётесь! И сколь вы наивно
самодовольны, видать, неизбывны
в наших несметно просторных краях.

Долго не было бузы,
чтоб в огне её сгорели
эти чувства, эти трели,
дамы эти и тузы.

Долго не было слезы —
капли божьего рассола,
чтобы в хоре только соло,
только молния грозы.

Долго не было любви
и её певучих странствий,
расширяющих пространство,
словно куст себя ветвит.

Долго не было во мне
очищающего взлёта,
чтобы я не ждал чего-то,
а по крутизне полёта
вдруг узнал своё вполне.

Добрый день, Иосиф, – благодать Господня,
пьяненькое счастье у меня сегодня!

Не пустое Йахве вопли Ханаана,
ради слов Завета сыты мы и пьяны.